Прошло довольно много времени, прежде чем мое сердце забилось в нормальном ритме, а тело подчинилось закону всемирного тяготения. Как только я успокоился, отец негромко заговорил в полумраке:
– Это заповедное место, Хулиан, святилище. Каждая книга, каждый переплет из тех, что ты видишь, обладает душой. Душа книги вмещает души тех, кто ее сочинял, читал, жил ею и грезил о ней. Когда книга попадает в новые руки и кто-то скользит взглядом по ее страницам, дух книги приумножается, крепнет и набирает силу. Много лет назад твой дед впервые привел меня сюда, и это место уже дышало древностью. Вероятно, оно столь же древнее, как и сам город. Доподлинно неизвестно, когда и кем оно было создано. Я скажу тебе лишь то, что мне говорил твой дед. Когда исчезает библиотека, закрывается книжный магазин, теряется, погружаясь в забвение, какая-нибудь книга, мы, хранители, кому известно об этом месте, уверены, что все это наследие непременно окажется тут. Здесь книги, давно забытые и затерявшиеся во времени, обретают вечную жизнь в ожидании дня, когда читатель опять возьмет их в руки и вдохнет в них новую душу. В магазине мы продаем и покупаем литературу, однако в действительности книги не имеют владельцев. Каждая книга, какую ты видишь здесь, прежде была чьим-то лучшим другом. Теперь у них не осталось друзей, кроме нас, Хулиан. Ну что, ты сможешь сохранить эту тайну?
Мой взгляд потерялся в бесконечном пространстве, пронизанном волшебным светом. Я кивнул, и отец улыбнулся. Фермин подал мне стакан воды, внимательно наблюдая за мной.
– Сорванец знает правила? – спросил он.
– Я как раз собирался рассказать ему, – ответил отец.
Он подробно изложил мне правила и обязанности, которые полагалось выполнять неофитам, вступавшим в тайное братство хранителей Кладбища забытых книг. В том числе упомянул о привилегии выбрать себе одну книгу и взять ее под свое покровительство, пообещав беречь до конца дней.
Пока я слушал его наставления, у меня закралось подозрение, будто отец неспроста решил именно в то утро открыть мне тайну, поразив мой взор и рассудок изумительным видением. Вероятно, простодушный букинист пустил в ход свой последний аргумент, понадеявшись, что зрелище необъятного города, населенного сотнями тысяч забытых книг и сотнями тысяч утраченных жизней, мыслей и вселенных, обретет смысл пророчества, показав мне прообраз будущего, ожидающего меня, если я проявлю упорство, воображая, что однажды смогу зарабатывать на жизнь литературным творчеством. Если отец стремился именно к этой цели, то дивный мираж произвел на меня противоположное впечатление. Призвание, прежде являвшееся лишь детской мечтой, в то утро опалило мне душу. И никакие уговоры отца или другого человека не заставили бы меня отказаться от избранного пути.
По-моему, сама судьба побеспокоилась и сделала за меня выбор.
Совершив долгое путешествие по туннелям лабиринта, я выбрал книгу «Багряная мантия», роман из цикла «Город проклятых». Его написал некий Давид Мартин, автор, о котором я прежде не слышал. Пожалуй, можно утверждать, что сама книга выбрала меня своим хозяином. Стоило мне скользнуть взглядом по ее обложке, как тотчас появилась уверенность, что она уже дожидалась меня, будто зная, что тем ранним утром я приду за ней.
Когда я вышел из лабиринта, отец смертельно побледнел, увидев, какое произведение я несу в руках. Казалось, он готов хлопнуться в обморок.
– Где ты взял эту книгу? – воскликнул отец.
– На столе в одном из залов… Она стояла вертикально, словно кто-то специально хотел, чтобы ее нашли.
Фермин с отцом переглянулись с загадочным видом.
– Что-нибудь не так? – спросил я. – Может, выбрать другую?
Отец покачал головой.
– Судьба, – пробормотал Фермин.
Я улыбнулся. Именно так я и думал, толком не понимая почему.
* * *До конца недели я пребывал в состоянии транса, зачитываясь приключениями, рассказанными Давидом Мартином. Я смаковал каждую сцену так, словно созерцал художественное полотно: чем пристальнее вглядывался в него, тем больше замечал тонких деталей и орнаментов смысла. Отец, в свою очередь, тоже витал высоко в облаках, хотя его переживания не имели никакой связи с литературой.
Подобно многим мужчинам, отец внезапно осознал, что пора молодости подходит к завершению, и мысленно упорно возвращался к событиям начала пути в поисках ответов на вопросы, которые не давались ему.
– Что происходит с папой? – спросил я у матери.
– Ничего. Он просто взрослеет.
– Разве в его возрасте еще взрослеют?
Мама снисходительно вздохнула:
– Мужчины все такие.
– Я быстро повзрослею, тебе не придется волноваться.
– Не надо торопиться, Хулиан. Пусть об этом позаботится сама жизнь.
Вернувшись из одного из своих загадочных путешествий в глубины подсознания, отец достал из почтового ящика бандероль, доставленную из Парижа. В посылке лежала книга «Туманный ангел». Любое упоминание ангелов и туманов неизбежно возбуждало мое любопытство, и я решил выяснить, в чем дело. Тем более от меня не ускользнуло выражение лица, появившееся у отца, когда он открыл пакет и увидел обложку. В результате проведенного расследования выяснилось, что речь идет о романе неизвестного мне Бориса Лорана. Позднее я узнал, что это был один из псевдонимов самого Хулиана Каракса. Посвящение, написанное на первой странице, исторгло слезы из глаз матери, обычно плакавшей редко. Оно же окончательно убедило отца, что судьба намеренно свела вместе всех героев нашей истории. Яснее он выразиться не пожелал. Я же чувствовал, что тема для него весьма деликатная и требует особого подхода.
Признаюсь, что больше всех, однако, был потрясен я сам. Отчего-то я воображал, будто Каракс умер в незапамятные времена, в исторический период, к какому относил все события, случившиеся до моего рождения. Я считал Каракса одним из сонма призраков прошлого, обитавшего в заколдованном дворце, звавшемся семейным преданием. Едва я понял, что ошибался и Каракс здравствует и поныне, окопавшись в Париже и сочиняя там романы, меня посетило озарение.
С трепетом перелистывая страницы «Туманного ангела», я вдруг сообразил, что́ нужно делать. Так родился план, позволивший исполнить веление судьбы, которая на сей раз сама пришла на дом. Именно он, мой план, через много лет привел к появлению на свет настоящей книги.
3Жизнь летела со скоростью локомотива, оставляя позади иллюзии и открытия и по традиции не обращая особого внимания на нас, то есть тех, кто путешествовал, вскочив на подножку вагона. У меня было два детства: одно, абсолютно нормальное, если такое существует, проходило на глазах окружающих; второе, тоже весьма насыщенное, я прожил в воображении. У меня появились друзья, причем по большей части это были книги. В школе я скучал и, сидя за партой у отцов иезуитов, приобрел привычку (от которой не избавился до сих пор) часами витать в облаках. Мне повезло с хорошими преподавателями, проявившими большое терпение. Они смирились с фактом, что я всегда отличался от сверстников, и прекрасно понимали, что при этом
