– Я приехал, чтобы найти одного человека, – признался я.
– А я-то думал, что вас должны интересовать девушки. Чувствуется, что Франко умер… Двух дней не прошло со смерти диктатора, и вы, испанцы, уже стали бисексуалами. Вам это на пользу. Нужно жить, пусть лишь два дня. Vive la difference![88]
Этот разговор напомнил мне, что я приехал в Париж по делу, а не для того, чтобы убежать от самого себя. И потому на следующий же день приступил к поискам Каракса. Для начала обошел книжные магазины, освещавшие своими витринами тротуары на бульваре Сен-Жермен, расспрашивая о Караксе. Паскаль, а с ней мы в результате крепко подружились, хотя она прозрачно намекнула, что наши игры в постели не имеют будущего (я оказался trop doux[89] на ее вкус), работала корректором в издательстве и была знакома со многими представителями парижского литературного цеха. По четвергам она посещала литературное кафе в богемном квартале, куда часто заглядывали писатели, переводчики, издатели, книготорговцы и прочая флора и фауна, обитавшая в книжных джунглях и их окрестностях. Количество народа варьировалось в зависимости от недели, но неизменным сохранялось правило курить, пить без меры и бурно обсуждать свежие идеи и книги, пытаясь перегрызть горло противнику, будто речь шла о жизни и смерти. В основном я только слушал, окутанный облаками дурманящего дыма, и, улучив момент, пытался осторожно пробраться рукой под юбку Паскаль. Она находила столь нарочитое проявление чувства вызывающим и считала, что так ведет себя только деревенщина.
В литературном кафе мне посчастливилось познакомиться с кое-кем из переводчиков Каракса – они как раз собрались на симпозиум, проводившийся в Сорбонне. Английская писательница Люси Харгривз выросла на Майорке, но вернулась в Лондон ради большой любви. Она призналась, что давно ничего не слышала о Караксе. Его переводчик на немецкий язык, Петер Шварценбельд, господин из Цюриха, предпочитавший широты с более умеренным климатом, приехал в Париж на складном велосипеде. Он охотно поделился подозрениями, что ныне Каракс всецело посвятил себя сочинению сонат для фортепьяно и живет под другим именем. Переводчик на итальянский Бруно Арпаиани вспомнил, что несколько лет назад до него доходили слухи, будто Каракс готовит к изданию новый роман, однако он не считал их заслуживающими доверия. В общем, никто из уважаемых литераторов ничего толком не знал ни о месте пребывания Хулиана Каракса, ни о постигшей его судьбе.
На одной из таких вечеринок я случайно познакомился с Франсуа Масперо, человеком тонкого ума, издателем и книготорговцем, делавшим в то время блестящие переводы. Масперо был наставником Паскаль с тех пор, как она приехала в Париж. Он любезно пригласил меня в кафе «Дё Маго», где я в общих чертах объяснил ему свой замысел.
– План весьма амбициозен, молодой человек, и столь же сложен, если не сказать более, однако…
Через несколько дней я встретил Франсуа Масперо на улице. Он сказал, что хотел бы представить меня одной немецкой барышне с крутым нравом, жившей между Парижем и Берлином и знавшей больше языков, чем я мог упомнить. Она срывала покровы тайны с чудес и секретов литературы, публикуя результаты своих изысканий в различных европейских издательствах. Ее звали Михи Штраусманн.
– Возможно, ей что-нибудь известно о Караксе…
Подчеркнув, что во многом находит эту женщину примером для подражания, Паскаль предупредила, что у Михи Штраусманн характер далеко не сахар и она терпеть не может глупости. Фрасуа Масперо сдержал обещание, собрав нас вчетвером за столиком в кафе в квартале Маре, неподалеку от дома, где некогда жил Виктор Гюго.
– Михи Штраусманн – знаток творчества Каракса, – произнес он, представляя нас. – Расскажите ей то, что рассказывали мне.
Я так и поступил. В ответ она смерила меня взглядом, от которого опало бы самое свежее суфле.
– Вы полный идиот? – спросила Михи Штраусманн на правильном испанском.
– Я только учусь, – скромно сказал я.
Вскоре валькирия смягчилась, признав, что была со мной слишком сурова. Она не стала скрывать, что тоже, к своему большому сожалению, не имела вестей от Каракса, как и все остальные.
– С некоторых пор Хулиан перестал писать, – огорченно сообщила она. – И не отвечает на письма. Я желаю вам удачи в вашей затее, но…
– Нет ли у вас адреса, куда я мог бы написать?
Михи Штраусманн покачала головой.
– Попробуйте обратиться к Курриган и Количчо. Именно к ним я отправляла почту и там же несколько лет назад потеряла его след.
Паскаль взяла на себя труд объяснить, что мадам Курриган и Томазо Количчо более двадцати пяти лет были литературными агентами Хулиана Каракса, и пообещала похлопотать, чтобы меня приняли.
* * *Контора мадам Курриган находилась на Рю-де-Ренн. В гильдии литераторов ходили легенды об ее оранжерее с орхидеями, в которую дама со временем превратила свой кабинет. И Паскаль посоветовала мне преподнести ей в подарок новый экспонат для коллекции. Паскаль дружила с членами так называемой Brigade Сurrygan, слаженного квартета литераторш разных национальностей, работавших под началом мадам Курриган, и благодаря их протекции я добился аудиенции у давнего друга и агента Каракса.
Я появился в конторе с цветочным горшком в руке. Члены Brigade Сurrygan (Хильда, Клодия, Норма и Тоня) приняли меня за посыльного из ближайшего цветочного магазина. Как только недоразумение разрешилось, меня проводили в кабинет к мадам Курриган. Едва переступив порог, я увидел витрину с полным собранием сочинений Хулиана Каракса и ботанический сад высшей категории. Мадам Курриган терпеливо выслушала меня, докуривая сигарету. Дым от нее опутывал помещение легкой паутиной.
– Честно говоря, однажды Хулиан рассказывал о Даниэле и Беа, – произнесла она. – Но с тех пор прошло много времени. Я уже давно не получала вестей от Хулиана. Раньше он часто навещал меня, однако…
– Он заболел?
– Наверное, можно и так выразиться.
– Чем?
– Меланхолией.
– Может, Томазо Количчо знает что-нибудь о нем?
– Сомневаюсь. Я веду дела с Томазо и встречаюсь с ним каждую неделю. Насколько мне известно, он тоже ничего не слышал о Хулиане года три, по меньшей мере. Но все же попробуйте. Сообщите мне, если что-нибудь узнаете.
Томазо Количчо жил с женой на баркасе, набитом книгами и пришвартованном на берегу Сены, в полукилометре от острова Сите. Его супруга Элейн, тоже служившая редактором, встретила меня на пристани с приветливой улыбкой.
– Наверное, вы – юноша из Барселоны? – уточнила она.
– Он самый.
– Поднимайтесь на борт. Томазо читает отвратительную рукопись и будет признателен, если его прервут.
Внешностью Томазо Количчо напоминал старого морского волка и носил капитанскую фуражку. Несмотря на убеленную сединами голову, в его
