Алисия хотела ответить, но журналист предостерегающе поднял палец:
– Если снова начнете рассуждать о безопасности моей персоны, мне придется пожелать вам удачи и всего хорошего. Учитывая, конечно, что все вами сказанное останется между нами.
– Вы обещаете?
Вилахуана положил руку на рукопись, над которой работал:
– Клянусь на тексте своей инаугурационной речи по случаю вступления в ряды Королевской академии изящной словесности Барселоны.
И Алисия сдалась. Оглянувшись вокруг, она удостоверилась, что в библиотеке они находились наедине. Журналист выжидающе наблюдал за ней.
– Я нашла ее неделю назад в тайнике письменного стола в личном кабинете Маурисио Вальса в его частной резиденции.
– Можно уточнить, что вы там делали?
Алисия слегка наклонилась вперед:
– Расследовала его исчезновение.
Глаза Вилахуаны вспыхнули, как бенгальские огни:
– Дайте слово, что предоставите мне на эксклюзивной основе информацию об этом деле, а также все, что из него вытекает.
– Клянусь на вашей вступительной речи по случаю принятия в академию.
Вилахуана пристально посмотрел ей в лицо. Алисия даже не моргнула. Журналист взял пачку чистой бумаги, лежавшую на столе, и подвинул к ней вместе с ручкой.
– Возьмите, – сказал он. – Думаю, вам понадобится кое-что записать…
35– Я познакомился с Виктором Маташем около тридцати лет назад, а точнее, осенью 1928 года. Тогда я только начал осваивать ремесло журналиста и работал в редакции «Голос индустрии», занимаясь всем подряд и затыкая дыры. В ту пору Виктор Маташ сочинял под разными псевдонимами романы с продолжением для издательства, принадлежавшего двум проходимцам, Барридо и Эскобильясу, которые, по слухам, надували всех – от авторов до поставщиков бумаги и типографской краски. У них же издавались Давид Мартин, Ладислао Байона и Энрике Маркес, а также довоенное поколение молодых и голодных писателей Барселоны. Когда аванса от Барридо и Эскобильяса не хватало, чтобы дотянуть до конца месяца, что происходило довольно часто, Маташ писал заказные материалы для различных газет, в том числе и для «Голоса индустрии», начиная от коротких рассказов до грандиозных хроник путешествий в места, где он никогда не бывал. Особенно мне запомнилась одна из них «Тайны Византии», показавшаяся в то время шедевром. Причем Маташ выдумал все от первого до последнего слова, располагая в качестве источника лишь старыми открытками с видами Стамбула.
– А я-то верю всему, что читаю в газетах, – вздохнула Алисия.
– Да, такова неприглядная истина. Но то были другие времена, и пишущая братия, лгавшая в прессе, проделывала это с изяществом. Дело в том, что мне неоднократно приходилось сокращать тексты Маташа, когда верстался набор, чтобы освободить место для новой рекламы или колонку для несвоевременных опусов кого-нибудь из приятелей редактора. Однажды Маташ, заглянувший в редакцию забрать свой заработок, подошел ко мне. Я думал, что он начнет ругаться, но Маташ лишь протянул руку и представился, будто я не знал, кто он такой, и выразил удовлетворение, что именно я режу его тексты. «У вас есть чувство стиля, Вилахуана. Надеюсь, вам не придется прозябать тут вечно», – сказал он.
Маташ обладал врожденной утонченностью, элегантностью, если хотите. Я говорю не об одежде, хотя его костюм-тройка всегда был безупречным и он носил круглые очки в тонкой оправе, придававшие ему прустианский облик, но без лишней рефлексии. Нет, я веду речь о том, как Маташ держался, о манере говорить и об отношении к людям. Он был из тех, кого надменные главные редакторы прозвали rara avis[50]. Ко всему прочему он отличался великодушием, делая людям одолжения, не дожидаясь просьбы и не рассчитывая получить что-либо взамен. Вскоре именно Маташ порекомендовал меня на должность в редакцию «Вангуардии». Благодаря его помощи мне удалось сбежать из «Голоса индустрии». К тому моменту Маташ уже почти не писал для прессы. Ему это никогда не нравилось и служило лишь способом пополнить кошелек, когда начиналась черная полоса. Один из его циклов романов с продолжением «Город зеркал», написанный для «Барридо и Эскобильяс», пользовался в те годы довольно большой популярностью. Лично я считаю, что Давид Мартин и Маташ держали на плаву всю компанию и работали как проклятые. В частности, Мартин практически лишился здоровья и рассудка, надорвавшись за пишущей машинкой. У Маташа, благодаря семейному положению, ситуация складывалась более благоприятно.
– Он происходил из зажиточной семьи?
– Не совсем, однако ему неожиданно повезло – или наоборот, это как посмотреть, – когда он унаследовал собственность своего дяди, эксцентричного типа по имени Эрнесто, заслужившего прозвище Сахарный Император. Маташ был его любимым племянником, или, по крайней мере, единственным членом семьи, кто не вызывал у него раздражения. И вскоре после женитьбы Виктор Маташ получил возможность переехать в прекрасный дом близ шоссе Агуас, оставленный ему по завещанию дядей Эрнесто вместе с частью акций компании по заокеанской торговле, которую тот основал, вернувшись с Кубы.
– Так дядюшка Эрнесто был из «индейцев»?
– Причем в их классическом виде. Он покинул Барселону в семнадцать лет без гроша за душой, промышляя по чужим карманам. Его разыскивали жандармы, мечтая переломать ему ноги, и лишь чудом Эрнесто удалось просочиться «зайцем» на торговый корабль, отплывавший в Гавану.
– И как с ним обошлись в Америке?
– Намного лучше, чем он с ними. Миновало более четырех десятилетий, прежде чем дядюшка Эрнесто вернулся в Барселону на собственном корабле, весь в белом, со скандинавской супругой на тридцать лет моложе, которую он недавно приобрел по почте. За это время Сахарный Император создавал и терял состояния, свои и чужие, торгуя сахаром и оружием. С помощью целого батальона возлюбленных и подружек произвел на свет несметное количество внебрачных детей, так что его с лихвой хватило бы для заселения всех Карибских островов. И он совершил столько бесчинств, что если бы Господь Бог проявлял бдительность и хотя бы иногда воздавал по справедливости, ему была бы обеспечена стоянка на приколе в аду на десять тысяч лет.
– Если бы! – откликнулась Алисия.
– Впрочем, хоть он и не получил по справедливости, судьба над ним все-таки посмеялась. Небесам не чужда ирония. Говорят, что вскоре после возвращения с Кубы Сахарный Император начал терять рассудок из-за яда, которым его угостила во время последнего ужина в тропиках кухарка, отвергнутая мулатка, одолеваемая бог знает какими чувствами и задумавшая отомстить. «Индеец» снес себе череп на чердаке недавно купленного особняка, уверенный, что нечто обитает в доме, ползает по стенам и потолку и пахнет как змеиное гнездо. «Оно» пробиралось каждую ночь к нему в спальню и сворачивалось рядом на постели, чтобы высосать душу.
– Потрясающе! – воскликнула Алисия. – Вы сами это придумали?
– Я позаимствовал идею у Маташа, который использовал сюжет, добавив ему немного драматизма, в одном из романов «Лабиринта».
– Жаль.
– Реальность не может превзойти вымысла, во всяком случае по накалу страстей.
– Что же произошло в действительности?
– Вероятно, история более прозаичная. Самая правдоподобная версия была высказана
