Так что девочка-уродец, которую соседи в свое время советовали родителям выкинуть, нынче выросла в гиганта мысли, витающего в стратосфере лучших исследовательских центров мира.
Сэндвичи они ели в небольшом Роксанином кабинете, состоящем сплошь из экранов, столов и специализированной мебели. Кроме того, здесь была уйма кактусов. Фотографий не было. Роксана не ела ни перед кем, кроме членов своей семьи и немногочисленных близких друзей. Даже благожелательные и вполне хорошо воспитанные не могли на нее при этом не таращиться, а в ресторанах посетители пару раз в голос потребовали, чтобы их отсадили от безрукой подальше.
На самом же деле движения Роксаны была так изящны, что Лейле собственные руки по сравнению с Роксаниными ногами казались никчемными придатками, как будто бы сестра была белой лебедью, а она пауком.
– Я хотела сказать тебе спасибо, сестренка, – сказала Роксана, съев четвертинку своего сэндвича.
Это еще что? Дождаться «спасибо» от Роксаны – это, знаете ли, надо сильно постараться. Такие случаи Лейла помнила наперечет.
– Интересно, за что?
– Дилан сказал, что ты знаешь людей, добывших доказательство, что та грязь на папином компьютере – подстава. Так что спасибо тебе за это. Если это и есть причина твоей задержки на пути домой, то извини меня за мои наезды. С моей стороны это было свинством.
– Вот насчет этого я с тобой и хочу поговорить. А не о твоем свинстве: я к нему привыкла. – Лейла улыбнулась, показывая, что шутит. – Я о тех людях, что добыли нам доказательство, Рокс. Мне нужна твоя помощь в том, чтобы снова их найти.
– Что ты имеешь в виду?
Вдаваться с сестрой в политику Лейла не планировала. Политически Роксана отстояла от Лейлы резко вправо. Так было всегда. Помнится, когда Лейла в десятилетнем возрасте сидела в парке за коробкой на пожертвования «Синим китам», Роксана ее подзуживала: «Ты хотя бы знаешь, как они эти твои деньги, будут расходовать?»
Так что свою историю Лейла изложила в усеченном виде. Она рассказала Роксане о Неде и Ding-Dong.com; о том, как у нее на рабочем столе ноутбука появилась и исчезла иконка с совой. Как ее «отклонили» в Дублин, где она встретила людей, которые сказали ей, что у них есть доказательства того, что на отца фабрикуют компромат какие-то непроницаемо темные злые силы. Там же в Дублине ей сказали встретить в Орегоне одного человека с целью кое-что для них выяснить, а они за это обеспечат ей свидетельство, способное выручить отца. Перескакивая с фрагмента на фрагмент и оставляя солидные куски на домысливание (возможно, Роксана попытается заполнить их прежде, чем помочь), Лейла торопливо вела рассказ, надеясь благополучно миновать неудобные нюансы.
– Не существует ли, по-твоему, какого-нибудь тайного Интернета – типа спрятанного внутри настоящего – и если да, знаешь ли ты к нему доступ? Или, может, знаешь кого-нибудь, кто знает? Не занималась ли ты чем-нибудь подобным, скажем, в том своем исследовательском центре в Пасадине? Потому что та женщина в Дублине определенно сказала, что я могу найти ее через домашнюю страницу «Дорогого дневника».
Роксана не спрашивала, каким образом Лейла отклонилась от маршрута, не расспрашивала о тех людях в Дублине; не спрашивала, зачем им хотелось, чтобы Лейла расспросила того парня в Портленде. Она задала всего один вопрос:
– То есть это все твоя вина?
Лейла сидела, словно получив кулаком под дых.
– Это ведь, по твоим словам, имел в виду Нед? Что те нехорошие заговорщики поступили так с папой из-за того, что это ты начала совать свой нос куда не следует, что-то там вынюхивать в своей манере?
– Вынюхивать в своей манере? Какого черта, Роксана? Не начинай сейчас раздирать меня на части. Зачем ты так?
Врезать сестре по сопатке Лейлу по жизни подмывало множество раз. Фактически это произошло только единожды, на ее одиннадцатилетии, когда Роксана умыкнула всю любовь, жалость и восторг компании – в очередной раз и намеренно. Тогда Лейла поняла, что лупцевать безруких – отнюдь не лучшая форма демонстрации чувств.
– Если папа от этого пострадает, – восстановив дыхание, начала Лейла.
– Если?
– Если он пострадает еще сильней, я этого себе никогда не прощу, поняла? Я себя просто возненавижу. Буду ненавидеть каждый день. Обещаю. Но, Рокс, пожалуйста. Пока просто помоги мне отыскать этих людей.
Лицо Роксаны было жестким, но что-то в ее глазах смягчилось, и она повернулась на своем сетчатом стуле. Под столом у нее были мышь и джойстик; она принялась проворно с ними работать большими пальцами ног.
– «Дорогой дневник», говоришь? – спросила она.
Лейла молча кивнула.
Роксана ввела слова в строку поиска, цепко глядя на клавиатуру и экран.
– По поисковикам я это название уже прогоняла, – сказала Лейла.
– Здесь у нас не совсем поисковики, – надменно сказала Роксана.
Пока Роксана занималась поиском, Лейла продолжала рассказывать о «Дневнике». Казаться пустомелей ей не хотелось, но сестра как будто специально не открывала рот, и, чтобы заполнять тишину, это приходилось делать Лейле.
– Лейла, – наконец заговорила Роксана, – а тебе не кажется, что этот злой заговор на самом деле… Нет ли вероятности, что ты, пока находилась в Бирме, как-то слегка попростела?
Лейлу коробило, когда сестра использовала такие вот неоколониалистские словечки.
– Что значит «попростела»? – накренив голову, спросила она.
– Я в смысле, а не играют ли тобой те твои люди по твоей простоте душевной? Иногда ты так жутко хочешь творить добро, что забываешь об осторожности.
Ох уж это Роксанино снисхождение. Всезнание старшей сестры.
– Вряд ли они мною играли, Роксана: ведь того, чего они хотели, я им не дала, а они все равно нас выручили.
– Ох уж и выручили. Дилан рассказал мне об объеме той помощи. Папа унижается, подает всякие идиотские прошения, а его все так и считают за педофила. Ты сказала, они используют идентификаторы в пятнадцать цифр?
Лейла кивнула. Она решила говорить все-таки «они», а не «мы». О проверке зрения она не упомянула ни Роксане, ни Дилану.
– Я просто не хочу, чтобы ты путалась не с той стороной, – сказала Роксана. Сейчас она открыто пользовалась своим преимуществом: тем, что Лейла обратилась к ней за помощью и теперь вынуждена сидеть и впитывать критику.
– Не с той стороной? – вскинулась Лейла. – Рокс, ты серьезно? Ты вообще давно вылезала из этого своего пузыря? Говно снаружи течет потоками.
– Милая, на тебя, случайно, не уборщик внизу поглядел особо жалостно? Я знаю, ты всю дорогу лезешь на рожон за обездоленных, но помни: заниматься этим ты можешь только потому, что нас пустили сюда. – Эта строчка всегда была у нее лейтмотивом. – Думаешь, при Ахмадинежаде[86] мне жилось бы хорошо?
– Знай он,
