– Ага. Меня бы уже или в живых не было, или б я сидела где-нибудь в застенке. Ты это знаешь.
Лейла закатила глаза. Ужас как хотелось топнуть ногами.
– Послушай, Рокс. Да, ты права. Я не думаю, что ты – точнее, мы все – при Ахмадинежаде жили бы припеваючи. – Вид у Роксаны был все еще неутоленный. – Да, я горжусь, что я американка. Этого тебе достаточно?
– А так ли это? Ты, мне кажется, одна из так называемых оправдывающихся американцев. Хотя тебе это, похоже, вменяет твоя профессия, верно?
– Да пошла ты к черту. За что мне оправдываться: за Билль о правах? Ты как будто ни во что не вникаешь. Из года в год богатство и власть концентрируются в руках все более узкого мафиозного круга. Пятисот человек, полусотни многонациональных корпораций. А чтобы богатеть, нужно все так же помыкать всеми бедными поцами, что под тобой, – плевать, что на дворе уже новое тысячелетие. Все устроено так, чтобы богатство каждого толстосума уравновешивалось бедностью тысяч человек. Ты думаешь, за это должна извиняться я? А вот мне кажется, в этом не мешает повиниться тебе, перед какой-нибудь девчушкой из третьего мира, которая вынуждена справлять нужду в канаве, за то, что тебе в это время кто-то разрабатывает навороченные протезы.
– Да ладно тебе, – пошла на попятный Роксана. Праведный гнев, как видно, сработал. – Извини за наезд насчет твоей работы. Я думаю, то, чем ты занимаешься, достойно восхищения, – снизошла Роксана, пожимая грушевидными плечиками. – А вот насчет здешнего устройства ты все-таки не права. Все эти бедные людишки, что находят здесь приют, как и мы, должны быть этой стране благодарны. И я, Лейла, эту страну люблю. Те же, кто разглагольствует о ее поражении, мягко говоря, заблуждаются. А так называемые радикалы просто опасны, потому как движения у них слишком резкие, как у детей. И как те же дети, они срываются и падают с балконов и крыш. Обычно все их затеи оканчиваются совсем не так, как они задумывали.
– Лично я, Рокс, Америку низвергать не пытаюсь. Ты не задумывалась, что этим занимаются другие ребятки? Именно они обзаводятся сообщниками, укладывают дровишки и раздувают огонь? Мы же должны от них отмежевываться, пока не слишком поздно. Во всяком случае должны проявлять бдительность.
– Но ты же сама сказала, что та организация действует вне национальных барьеров, – напомнила Роксана. – Для меня это звучит как шайка отвязных анархистов. Эдакие маргиналы в водолазках, злоупотребляющие субстанциями.
– Маргинал у нас сейчас ты, – кольнула ее Лейла. – И сама это, наверно, чувствуешь. Маргинальней, чем я; чем мама с папой. Любая политика для тебя, по определению, уже что-то за гранью.
– Я хочу сказать одно. Или у твоих друзей возможности есть, или их нет. Или они могут нам помочь, или не могут.
– Возможности у них определенно есть. Я видела своими глазами.
– Что-нибудь, кроме таинственности? – усмехнулась Роксана.
– Ну допустим, то, как они лихо подменили мне в Хитроу документы или как спасали меня от слежки в Дублине. У них разветвленная сеть. Только вот со времени приезда я никак не могу на нее выйти. Мне они дали эту вот странную игрушку.
Лейла полезла в белый пакет кулинарии и из вороха лишних салфеток, пакетиков майонеза и сахара (специально набросала для объема), а также наперстков с сухими сливками (говорят, их фольговые крышечки сбивают с толку аппаратуру досмотра) вынула миниатюрную «Нокию».
– Этого здесь нельзя, – спохватилась Роксана, а Лейла не без злорадства различила в ее голосе всполошенные нотки. – Тем более он здесь работать не будет: здание заэкранировано.
– Замечательно. Да ты просто глянь. Когда ты звонила мне, а я была в Портленде, твой звонок пришел мне на эту трубку. С нее же я обменивалась эсэмэсками с женщиной из Дублина. Но с того самого дня, как я уехала из Портленда, этот телефон ни разу даже не пикнул. Сейчас все твои звонки поступают на мой «Блэкберри», который у меня забрали на ресепшене. А эта вот «Нокия» от «Дневника» – зеленый огонек с нее все так и не сходит. И часы настроены на правильную временную зону. Хотя это не смартфон, здесь нет приложений. Я могу составлять эсэмэс-сообщения, но когда пытаюсь их послать, на экране высвечивается: «Безопасный канал недоступен».
– Когда я тебе говорила, что этой штуковины здесь быть не должно, – сказала Роксана, – я имела в виду, что у тебя просто не должно было получиться пронести передающую электронику – то есть любое передающее электронное устройство – через рамку досмотра в вестибюле. У нас, видишь, как все здесь укреплено, заэкранировано, никаких там «левых» сигналов.
– Но не стали же они рыться в сэндвичах с салатами? – улыбнулась Лейла, нянча на ладони трубку.
– Дай-ка посмотрю.
Лейла протянула «Нокию» Роксане. Обычно, всю их жизнь под одной крышей, это означало, что предмет перейдет с ладони Лейлы Роксане в ступню. Но поскольку на Роксане был экспериментальный протез, за «Нокией» она протянула свой гибрид настольной лампы и взбивалку. Лейлу, у которой безрукость сестры никогда не вызывала антипатии, слегка покоробило подавать трубку в бионическое щупальце протеза.
– Понимаю, видок еще тот, – ухмыльнулась Роксана. – Но это лишь механика: конечный продукт обтянут искусственной кожей или типа того.
Лейлу смутило, что сестра углядела на ее лице неприязнь. Вблизи было видно, что та взбивалка больше похожа на искусно выделанную кулинарную лопатку с гнездом проводов с тефлоновым покрытием, что придавало протезу сходство с собранной в горсть лапкой. Роксана могла надежно удерживать ею трубку и вертеть едва ли не более сноровисто, чем человеческая рука. Затем она «Нокию» перехватила босыми ступнями и теперь вращала в них трубку, пробуя ее на ощупь, словно фрукт перед тем, как его съесть.
– Кажется, я поняла, почему трубка прошла через контроль, – сказала она. – Она не электронная. Сигнатуры нет. Ты уверена, что это не взрывное устройство?
Несмотря на колкость, было видно, что Роксану прибор заинтересовал. Она положила его рядом на высокий стол и повернулась обратно к своим экранам.
– Гм. Все, что я пока вижу, это странную нехватку частот при появлении слов «Дорогой дневник» на «Спичуэйв».
– «Спичуэйв»? Речевая волна? Что это?
– Крутой новый софт, который нам поставили в виде спонсорской услуги. Ежедневно пробирует образцы человеческой речи, которые поступают в реальном времени со всего мира.
«В реальном времени?»
– Ты говоришь, образцы? И от кого же?
– Да ото всех. Может, и от тебя, или от меня. Стоит лишь их пропустить через пункт сбора данных.
Похоже, у Лейлы приотвисла челюсть, так как Роксана поспешила продолжить:
– Да нет же, Лейла, речь не об этом. Риска для частной жизни здесь нет. Все наглухо зашторено: данные целиком
