Я осматриваю себя. М-да, она права.
Внизу Лара наконец замедляет темп.
– Здесь лучше, – говорит она, глубоко вздыхая. – В этом городе невозможно найти уединение.
– Миссис Уэзершир – твоя тетя?
– Моя двоюродная бабушка с материнской стороны. Семья моего отца из Нью-Дели. Мамина семья из Шотландии. Вот почему… – Она взмахивает рукой, показывая назад, в сторону Лейнс-Энд. – Я родилась и живу в Лондоне… но если останусь здесь слишком надолго, то начну, кажется, глотать согласные.
Я улыбаюсь, хотя и не совсем уверена, что понимаю ее беспокойство. Произношение у нее прямо-таки чеканное, а шотландский акцент, насколько я могла убедиться, более напевный, но мне оба варианта кажутся хоть и непривычными, но очень красивыми.
Мы останавливаемся у палатки на улице и покупаем горячий шоколад. То есть, это я покупаю горячий шоколад. Лара предпочитает чай.
Медленными, уверенными движениями она размешивает молоко в картонном стаканчике. Готова поспорить, у нее отличный почерк. Такие, как она, никогда не спотыкаются, не разбивают коленки и когда они просыпаются, волосы у них не превращаются в воронье гнездо.
– Ты еще долго будешь гостить у тети? – спрашиваю я.
Лара со вздохом пожимает плечами.
– Родители не сообщили мне точной даты возвращения. Они на раскопках в Танзании. Ищут какие-то черепки.
– И не взяли тебя с собой?
Грустная улыбка появляется и тут же исчезает.
– Разумеется, ведь археологические раскопки – не место для девочки.
Как и погоня за привидениями, думаю я, внезапно ощутив прилив благодарности к маме с папой за то, что не оставили меня дома.
– Обычно они появляются перед самым началом учебного года.
– Сочувствую.
– Это еще почему? – отрывисто спрашивает она.
– Я имела в виду…
Лара резко останавливается, так что я едва не врезаюсь в нее.
– Я согласилась встретиться с тобой не для того, чтобы обсуждать мои семейные… обстоятельства. Пора заняться делом.
Все время, пока мы идем, над нами нависает замок на высокой скале. Лара показывает мне невысокие железные ворота, и мы входим в парк у подножия скалы. Нас окружают старые деревья, на тропинках видны только несколько человек, гуляющих с собаками.
Лара решительно садится на скамейку в тени скалы. Я усаживаюсь рядом, подобрав под себя ноги, и стараюсь не выдать волнения. Повернувшись ко мне, она сверлит меня темно-карими глазами. Под таким взглядом – пристальным, тяжелым – трудно усидеть на месте.
Я так привыкла к тому, что мою жизнь постоянно сопровождают комментарии Джейкоба, что без них мир кажется слишком тихим. Мой друг не всегда рядом, но сейчас он впервые демонстративно покинул меня.
Лара как будто читает мои мысли.
– Сегодня без подпевалы?
– Моего друга зовут Джейкоб, – говорю я.
Она пренебрежительно дергает плечом.
– Призракам не место в промежутке. И уж подавно им нечего делать по эту сторону.
– Он спас мне жизнь.
– И за это ты прихватила его с собой в страну живых? Неумно, Кэссиди. Совсем неумно, – Лара озирается. – Так где же он сейчас?
– Дуется, – отвечаю я. – Обиделся, что я пошла сюда. И что вообще разговариваю с тобой, после того, что ты наделала.
У Лары удивленный вид.
– А что я наделала?
– Тот человек в переулке…
– А, – кивает она. – Тот призрак! – Она пренебрежительно щелкает пальцами. – Ничего не поделаешь, издержки профессии. Итак, давно ли ты стала промежуточницей?
– Кем?
– Промежуточницей, – повторяет она медленно, чтобы я как следует расслышала. – Ходящей. Пересекающей тени.
Я опять не понимаю ее, и она со вздохом закатывает глаза.
– Ну, я не знаю, как ты называешь таких, как мы с тобой.
– Ой. Я не знала, что для этого есть особое слово.
– Слова есть для всего на свете.
– Например, Вуаль и промежуток, – говорю я с нажимом.
Лара неохотно кивает.
– Отлично. Да, по крайней мере, мне это место известно как промежуток. И следовательно, тот, кто попадает туда, как я – как ты – это промежуточник.
– А кто тебя всему этому научил? – спрашиваю я. – Кто объяснил тебе, кто ты? Кто рассказал, что надо делать?
На этот раз смущенно отводить глаза приходится Ларе.
– Я… ну… дело в том… никто меня не учил. Дядя Реджи… У дяди Реджи большая библиотека. Пришлось потратить немало времени и сил на ее изучение, а потом, методом проб и ошибок…
Врет, думаю я. Или, по крайней мере, не говорит всей правды. Но не успеваю я сказать об этом вслух, как Лара резко меняет тему.
– Ты не ответила на мой вопрос. Сколько времени прошло с тех пор, как ты умерла?
Меня коробит это слово и ее бесцеремонность, но времени на расчеты мне не нужно. Я точно знаю, сколько прошло времени. И, кажется, буду знать это всегда.
– Чуть больше года, – отвечаю я. Потому что это звучит не так странно, как триста семьдесят три дня.
Лара глядит на меня чуть ли не возмущенно.
– Год? И ты не упокоила ни одного призрака?
– Откуда мне было знать, что я должна это делать, – так же резко отвечаю я. В моем распоряжении не было учебника или библиотеки (хотя, честно говоря, среди маминых и папиных книг могло бы найтись что-то, но мне в голову не пришло в них рыться). – Честно говоря, я и сейчас еще не уверена, что должна.
Лара трет переносицу.
– Вот смотри, – начинает она, – тебя тянет за Вуаль, так?
Я киваю.
– Хотя это тебя пугает…
Еще как, думаю я.
– И ты хотела бы забыть об этом, но не можешь…
Да.
– Ты чувствуешь, что обязана отдернуть завесу, переступить черту и оказаться по ту сторону…
– Да, – признаю я чуть слышным шепотом.
Лара торжествующе кивает.
– То, что ты ощущаешь, Кэссиди, зовется предназначением.
Будь рядом Джейкоб, он отпустил бы шуточку насчет доблестных героев и монстров, которых ожидает расправа. Но Джейкоба нет, а единственные монстры, о которых говорит Лара – это призраки. Такие, как он.
Лара продолжает.
– Вуаль притягивает нас потому, что нуждается в нас. Потому, что мы можем то, чего не могут другие люди. Мы можем освободить духов, оказавшись в ловушке. И переправить их дальше.
– Это обязательно? – спрашиваю я внезапно севшим голосом.
Лара сжимает губы.
– Ты чувствуешь, как тебя туда тянет, это ощущение не проходит. Оно только будет становиться сильнее… пока ты не выполнишь свою часть сделки.
– Но я не заключала никаких сделок! – выкрикиваю я. В тот день я не собиралась падать с моста. Я не собиралась падать в реку. А тем более тонуть… Я хотела только одного – выплыть на поверхность. Хотела только воздуха, света… шанса на спасение.
По лицу Лары пробегает легкая тень: жалость.
– Заключала, – мягко произносит она. – Наверное, ты не произносила каких-то особых слов… Но ты сидишь здесь, живая, а должна была быть мертвой. Ты получила шанс и должна за него заплатить. Ты и я – мы можем пересекать Вуаль, должны это делать, потому что на той стороне у нас есть дело. И тебе давно пора
