– Я их не вижу, – беспокоится Джейкоб, но Финдли уже устремился к зубцам крепостной стены. Я не понимаю, на что он смотрит, и только подойдя, вижу, наконец, какой вид оттуда открывается.
Вид – это не то слово. Мы забрались очень высоко, постройки замка остались где-то позади, внизу – отвесная скала, настоящий обрыв. А еще ниже, как на ладони, весь Эдинбург.
– Ух ты, – говорит Джейкоб.
– Ух ты, – эхом отзываюсь я.
– Видишь? – сияет Финдли. – Я ж говорил, что дело того стоит.
И он прав.
У меня просто дух захватывает. Не поверите, но в кои-то веки я даже не пытаюсь сделать снимок, я понимаю: фотографии никогда не передать того, что я вижу. И я просто облокачиваюсь о парапет и любуюсь. Вуаль колышется и подергивается, и я прикрываю глаза, представляя, будто слышу отдаленный топот солдатских сапог, пушечную канонаду, заунывную мелодию волынки и…
Пение.
Я холодею.
Ты это тоже слышишь? – безмолвно спрашиваю я у Джейкоба, но его ответ звучит как-то растерянно.
– Наверное, это ветер.
Но это не ветер. Мы высоко, и ветер действительно есть, но тот звук совсем другой.
Это тот самый голос.
Я понимаю это, потому что музыка пробирает меня до костей. Я пытаюсь вспомнить слова Лары, ее наставления, но мысли разбредаются, я не могу сосредоточиться, приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы они не путались.
– Кэсс! – Джейкоб машет у меня перед глазами полупрозрачной рукой.
Я растерянно моргаю, и пение стихает, сменяется пронзительным воем ветра. Может быть, Джейкоб все же прав. Может, это ветер сыграл со мной злую шутку.
Я отхожу от парапета, и в это время раздается громкое: БАБАХ!
Подскакиваю от неожиданности, но сразу понимаю: это слышала не я одна. В воздухе вьется струйка дыма, и воздух дрожит от взрыва. Финдли только улыбается.
– Это значит – час дня, – говорит он так, будто палить из пушки средь бела дня – самое обычное дело. – Идем дальше, – зовет он. – Давай-ка найдем твоих родителей.
Я достаю из кармана расписание съемок, но там написано просто: ЗАМОК. Не слишком информативно, ведь замок огромен и занимает всю вершину горы.
– Вы хоть примерно знаете, где они могут быть? – спрашиваю я у Финдли.
– Нет, – признается он. – Но, думаю, найти их будет не трудно. Скорее всего они рядом с казармами или где-то у темницы.
Точно! Родители здесь не ради сокровищ короны, их вряд ли заинтересует королевская кухня или Часовня святой Маргариты – ни одно из мест, обозначенных на указателях и знаках. Нет, они предпочтут менее известную и более мрачную главу из истории замка.
Мы насквозь проходим ближайшее здание – если верить вывеске на стене, это Большой зал. Первое, что мне приходит в голову – тут совсем как в парадном зале Хогвартса.
– Пигвортс! – торжествующе восклицает Джейкоб. – Метлобол! Слизендор!
Он так и не прочитал книги о Гарри Поттере, хоть и знает, что я их обожаю. Но еще он знает, что у меня нет времени сидеть и переворачивать для него десять тысяч страниц, поэтому я сдалась и показала ему фильмы.
– Очень похоже на сцену с Тумблдором и Магической шляпой, – восхищенно кричит он мне.
Да уж, не слишком внимательно он смотрел кино.
Из Большого зала мы выходим во двор, поменьше предыдущего. И очарование волшебства тут же пропадает из-за указателей к туалетам и небольшому кафе для туристов.
– Портит все впечатление, правда? – замечает Джейкоб.
Финдли на ходу покупает себе чай в картонном стакане. Я осматриваюсь, пытаясь понять, почему здесь, в замке, атмосфера не такая тягостная, как в Тупике Мэри Кинг. То ли из-за того, что здесь так многолюдно, то ли из-за свежего воздуха… Послушать Финдли, так здесь полным-полно привидений. И Вуаль чувствуется, но не кажется угрожающей. Я слышу тихое и равномерное тук-тук-тук, но оно отличается от вчерашнего, как легкий дождик от ливня.
Мне только кажется, думаю я, или это место не такое зловещее, как Тупик Мэри Кинг?
– Тихо! – шипит Джейкоб. – Не поминай!
Почему это?
– Еще накликаешь беду.
Я делаю большие глаза.
Тем временем мы начинаем спускаться к темницам, и радостное ощущение «здесь не так уж и страшно» постепенно улетучивается, как тепло в открытую форточку.
Я дрожу, вокруг незаметно похолодало. Низкие потолки, кирпичные стены, железные решетки. На стенах камер нацарапаны какие-то надписи – уж не ногтями ли? От нехорошего предчувствия по телу бегут мурашки.
Джейкоб мрачно смотрит на меня.
– Ну вот, накликала все-таки.
– Ничего я не кликала, – громко шепчу я. – В замке и так уже были привидения.
– Может быть, – хмуро откликается он. – Но теперь стало еще хуже.
Я хочу возразить, что все не так, но меня уже окутывает Вуаль, пытается затащить внутрь. Тук-тук-тук грохочет, будто молот о наковальню. Я пячусь, пытаясь снова оказаться в безопасном дворике. И вдруг слышу папин голос, каким он обычно читает лекции студентам.
– Из погребенного города мы перенеслись в грозную крепость. Эдинбургский замок построен на уступах скалы и вот уже четырнадцать веков высится над городом, как страж…
– Неудивительно, что замок с такой долгой историей стал прибежищем для многих и многих призраков, – подхватывает мама.
К сожалению, их голоса раздаются не из светлого и свободного от привидений двора, а снизу, от подземных темниц.
Словно чувствуя, что я оробела, Финдли слегка подталкивает меня в ту сторону. Вскоре мы натыкаемся на родителей, которые стоят в тесной камере. Для съемки их осветили так, чтобы неровные тени падали на них сквозь решетку.
– Вот в этих самых камерах держали военнопленных, – говорит мама. – Если приглядеться, можно увидеть их полные отчаяния послания, нацарапанные на стенах. Но это, разумеется, не единственное, что от них осталось.
Я отчетливо слышу глухой стук, будто кто-то ударяет кулаком о решетку.
Никто кроме меня этого не замечает.
Я хватаюсь за фотоаппарат.
– Снято! – кричит оператор.
Мама видит Финдли, потом замечает меня и улыбается.
– Кэссиди!
– А вот и наша девочка, – говорит папа. – Молодец, Финдли, здорово, что вытащил ее из дома.
– Это не составило труда, – заявляет Финдли, переглянувшись со мной. – Мне кажется, она непоседа.
– Ты пропустила подземелья Южного Моста! – говорит мама, обнимая меня. Я притворяюсь огорченной, хотя на самом деле чувствую облегчение.
А еще большее облегчение охватывает меня, когда съемка заканчивается, мы выбираемся из темницы и оказываемся во дворе, на открытом воздухе. Телевизионщики обсуждают следующую съемку в казематах замка, но я замедляю шаг. Не от страха, нет, а потому, что снова слышу прекрасную, чарующую музыку.
– Это просто волынщик, – говорит Джейкоб. И оказывается прав. Там, впереди, человек в шотландском килте стоит на зубчатой стене, и инструмент в его руках негромко плачет.
В этом музыканте нет ничего необычного, но почему меня охватывает такое странное чувство? Может, я зря так переживаю? Так иногда говорит мне мама. Ищу чудовищ в шкафу. Тени во мраке. Наверное, я до сих пор на взводе после встречи с
