Острые ощущения, признаюсь.
Папа оглядывается, стоя в дверях.
– Кэсс! Не отставай!
– Я догоню, – и я киваю на указатель в сторону туалета. Я скрываюсь внутри, а Джейкоб остается ждать снаружи. Я закрываю объектив крышкой, убираю фотоаппарат в футляр, умываюсь холодной водой. Немного успокоившись, со вздохом вешаю на шею фотоаппарат и выхожу.
Но Джейкоба нет.
Джейкоб? – зову я сперва мысленно, а потом вслух.
– Джейкоб!
Ответа нет.
Как же так, он снова исчез. Но он не мог, не должен был, после всего, что случилось утром!
Снова звучит волынка, ее мелодия теперь похожа на колыбельную.
До меня доносится голос Джейкоба, но будто издалека.
– Кэссиди…
Я кручу головой, озираюсь. Где ты?
Почему я его не вижу? Почему его голос звучит так тихо?
Вдруг до меня доходит. Вуаль.
Но почему он перешел ее без меня?
Я иду к тебе! – и я хватаюсь за серую завесу.
Не на… – начинает он, но голос резко обрывается, а я уже отдергиваю ткань, переходя из одного мира в другой.
Ледяная вода, онемевшая от холода кожа, в легких нет воздуха – и переход завершен.
Глазам хватает доли секунды, чтобы привыкнуть к потускневшему серому миру и свету в моей груди.
К тому, что вместо туристов меня окружают призраки солдат, марширующих на плацу во дворе замка.
К перепуганному лицу Джейкоба, которое мелькает передо мной, в потом кто-то утягивает его внутрь, в темницу.
Думать некогда, надо действовать.
Мне даже в голову не приходит бежать прочь. Я должна следовать за моим другом.
– Джейкоб! – кричу я и кидаюсь следом.
Потом я очень, очень пожалею об этом. О том, что действовала без плана. О том, что не сняла с объектива крышечку. О том, что просто бросилась бежать.
Но в тот момент я думаю только о том, что Джейкоба надо спасать.
Я вбегаю в сумрачный подвал.
Тесные камеры сейчас не пустуют.
За решетками люди в лохмотьях, но мне не до них. В дальней клетке я вижу Джейкоба, он лежит на сыром каменном полу, и какие-то дети, их с полдюжины, не дают ему подняться.
Двое из них богато одеты и выглядят так, будто сошли со старинной картины, третий – настоящий оборванец. У остальных одежда более современная, а некоторых вообще можно было бы принять за ребят из моей школы. Единственное, что у них всех общего – синюшная бледность и то, что они нападают на Джейкоба.
Они затыкают ему рот и коленями придавливают руки к полу. Один мальчишка, подернутый инеем, уселся ему на грудь, а остальные пытаются удержать Джейкоба, не дают ему встать.
– Отвалите от него! – приказываю я, вбегая в клетку.
Джейкобу удается крикнуть:
– Беги! – но я не могу, не стану убегать, я не брошу его.
– А ну, убрали руки от моего друга! – рычу я, поднимая фотоаппарат. Но линза закрыта, а когда я хочу снять колпачок, меня хватают за руку и чей-то голос шепчет в самое ухо:
– Прости, милая. Они слушаются только меня.
Пальцы на моей руке сжимаются крепче, заставляют меня повернуться в другую сторону. Сначала я вижу только красное пятно – ее плащ. Потом различаю тусклый блеск черных кудрей, белую кожу, алые губы, изогнутые в ласковой улыбке.
– Здравствуй, дорогая, – нежно воркует Женщина-Ворон. Я знаю, что надо бороться, вырываться, но не могу. Ее пальцы сжимают мне руку, глаза смотрят прямо в мои, ее голос – как музыка у меня в ушах.
– Вы… – бормочу я, но не могу собрать разлетающиеся мысли.
Другой рукой она приподнимает мой подбородок и склоняется ко мне.
– Ах, сколько света, сколько тепла…
– Кэссиди! – отчаянно выкрикивает Джейкоб, и я прихожу в себя, но поздно.
У меня на глазах Женщина-Ворон начинает изменяться.
Ее плащ взвивается, словно от сильного порыва ветра, пальцы становятся острыми, как когти. Улыбка становится жестокой. Она вонзает когти прямо мне в грудь.
Холод, смертельный холод охватывает меня, и это хуже, чем было на дне реки. Кажется, что ее ледяные пальцы стиснули мое сердце.
Я не могу вздохнуть, не могу говорить, ничего не могу сделать – только смотрю, как Ворон достает из моей груди ленту бело-голубого света. Это мой свет. Моя жизнь.
Она без труда вытягивает ее из моей груди.
И все погружается во мрак.
Часть четвертая
Женщина-Ворон в Красном
Глава двадцатая
– Кэсс… Кэссиди! О боже, Кэссиди, да очнись же!
Я открываю глаза и вижу серый свет.
Не сразу, но вспоминаю, где нахожусь, а еще через секунду понимаю, что лежу на спине. Я смотрю на тусклые, скользкие камни тюремного потолка.
Рядом со мной на корточках сидит Джейкоб, он крепко держит меня за плечо, и я понимаю: что-то не так. Ведь я не просто чувствую его хватку – мне больно. Его рука такая же плотная, как и моя.
– Что случилось? – спрашиваю я, но выходит только невнятное бормотание.
Джейкоб помогает мне сесть. Я оглядываю себя и потрясенно ахаю: я стала блеклая, как старая фотография, как Джейкоб, как любой другой призрак по ту сторону Вуали. Но отсутствие цвета – не главное, что меня поразило. Свет, тот ровный синевато-белый свет у меня в груди пропал.
И вдруг – будто прорвало плотину – я разом вспоминаю все.
Женщина-Ворон в Красном.
Ее рука тянется к моей груди.
Яркая ленточка намотана на ее пальцы.
Следом всплывает другое воспоминание: Лара стоит, прижав руку к груди.
У нас есть нечто, к чему они стремятся.
Стоит ей заполучить такую нить, как твоя… и может произойти катастрофа.
Пошатываясь, я встаю на ноги, голова идет кругом.
– Где она?
Тюремные камеры вокруг забиты призраками узников, но я их почти не замечаю, ковыляю к лестнице, поднимаюсь во двор.
На квадратном плацу полным-полно привидений – солдаты со штыками, изящно одетые кавалеры, дамы, затянутые в корсеты. Но Женщины-Ворона нигде не видно.
Я тянусь к Вуали, чтобы отбросить ее и вернуться в мир живых. Но пальцы хватают только воздух.
Снова?
Только не это.
– Кэссиди, – зовет Джейкоб, но мне нужно сосредоточиться.
Я закрываю глаза и стараюсь представить серую ткань, завесу у себя в руке, и…
…хватаюсь за что-то совсем легкое, но все же…
Открыв глаза, я судорожно вздыхаю, увидев в руках Вуаль. Пытаюсь отдернуть ее, но не могу.
Не могу найти место, где завеса разделяется.
Потому что она не разделяется. Вуаль вьется вокруг моих пальцев, чуть проминается, если нажать, но, как я ни тяну, не пропускает меня. Я изо всех сил налегаю на серую ткань, она натягивается, но не рвется.
Неудивительно, что призракам так сложно проникнуть в наш мир и оставить там хоть какой-то след.
Но я-то не призрак.
Я – промежуточница. Ходящая. Пересекающая Вуаль.
Одной ногой я стою здесь, другой там.
Я должна вернуться.
Джейкоб что-то говорит, но я ничего не слышу, в ушах гул от охватившей меня паники.
И новое потрясение – я вижу ее.
Она идет по двору, по другую сторону Вуали. Но я вижу ее, ясно и
