Сгорбленная спина под потертой шерстью серого джемпера была приветствием, которое она хорошо знала и которое обижало ее не так сильно, как маму, – главным образом потому, что она ясно видела, как увидел бы почти каждый, сколько напряжения в этом приветствии. Она мягко положила ладонь на усталую массу мышц, которой было папино правое плечо, и поставила дымящийся чай под настольной лампой, чей свет на фоне холодной черноты оконного стекла, казалось, втягивал в себя пар. Папа молчал, но это было объяснимо: ручка в его руке яростно дописывала строку, и, без сомнения, он был в середине какой-то мысли. Некоторое время она стояла без движения, весь свой вес перенеся на выдвинутое вперед колено, и пыталась читать названия на корешках книг, как попало нагроможденных с вечера на заваленном столе. Сами шрифты, буквы иной раз были незнакомы, какое там читать, а несколько затхлых старых томов, вероятно, были «Трудами Королевского археологического общества» – папа часто брал их из университетской библиотеки домой на выходные. Но лежала у папиного локтя одна книжка, которой она раньше не видела. Приглушенный временем цвет ее матовой обложки можно было назвать темно-розовым или красным; не особенно толстая, она явно была выпущена очень давно. На обложке – никакой надписи. Несмотря на то, что книга была крохотная, она выглядела по-своему широкой и плоской; между двумя из пяти рельефных полосок, разделявших корешок, золотыми заглавными буквами значилось простое название: Образы.
– Кэтрин…»
Я не могу читать дальше. И перестать читать не могу. Папа.
«Кэй вздрогнула: папа поднял глаза от своей тетради и посмотрел на нее, вскинув брови. Взгляд чуть насмешливый, но не недобрый. Она сообразила, что по-прежнему опирается, теперь довольно весомо, на его плечо, и отстранилась, слегка оттолкнувшись от старого, потертого и какого-то горбатого канцелярского шкафа, стоявшего вплотную к письменному столу.
– Папа, эта красная книга – она библиотечная?
Не взглянув на книгу и ни секунды не промедлив, ее отец ответил:
– Библиотечная – ну… вроде того. Нет. Я взял ее на время у старого друга.
Какое-то время он смотрел на нее, отодвинувшуюся на шаг, – его явно интересовало что-то происходящее внутри ее головы. От этого взгляда насквозь ей захотелось поежиться».
Папа.
«– Какая красивая, – сказала Кэй, неловко бросив еще один взгляд на книгу и надеясь, что больше не придется встречаться глазами с отцом.
– А внутрь заглядывала, Кэтрин? – спросил он. Его голос был ровным, но притом очень тихим, мягким.
– Нет, конечно, нет.
– А хочешь?
У Кэй даже дух захватило от неожиданности. То, что отец вообще обратил на нее внимание, тем более так рано утром, было довольно необычно – до того поглощен он стал последнее время своими занятиями. Любой разговор был чем-то из ряда вон выходящим. А этот испытующий взгляд, этот неподдельный интерес… она стояла, стесненно опустив вдоль бедер плоские ладони с растопыренными пальцами, пока отец кое-как расчищал перед собой место на столе. Потом, намного более аккуратно, выпрямившись на стуле словно с намерением встать, он взял темно-розовую книжку. Бережно положив ее перед собой, он выровнял ее двумя руками и на особый, ласковый и чуть-чуть показной манер провел длинными средними пальцами вдоль ее краев. Теперь, когда книга была ближе, Кэй могла сполна оценить, как насыщен и богат красный цвет ее матовой обложки, сколько в нем сгущенной глубины, приводящей на ум живое, ранимое нутро вещей.
– Это кармин, – сказал ее отец. – Еще говорят – кермес. – Он произнес это слово по буквам. – Красная краска, ее делали из насекомых – кермесов, – которых собирали с дубов. Только самки вырабатывают этот цвет, и только когда беременны. Они похожи на маленькие ягодки. Их высушенные тела растирали в порошок, кипятили его в воде и этой жидкостью красили кожу. Когда-то кермесом многое красили, не только книжные переплеты. Но теперь он практически вышел из употребления.
Кэй наклонилась посмотреть поближе и тоже провела пальцем по книге, которая оказалась на ощупь куда более гладкой, чем она думала, и прохладной.
– Очень красивая, – сказала она снова. – Про что эта книга?
Папа откинулся на спинку своего скрипучего стула, снял очки и болезненно потер костяшками пальцев морщинистый лоб. Боковой свет настольной лампы делал выпуклости и складки его лица рельефными, придавал ему сходство с теми резными каменными квадратными лицами, что Кэй видела порой на обложках папиных книг. Надев очки обратно, он вздохнул и положил на край стола кончики пальцев обеих расслабленных рук. Повернул голову и второй раз посмотрел ей прямо в лицо. Его красные изможденные глаза блестели даже в неярком свете, и Кэй вдруг пришло в голову, что он, вероятно, просидел за этим столом всю ночь.
– А давай я просто покажу тебе, – предложил он.
Когда он открыл книгу точно посередине, Кэй тут же с удивлением поняла, что этот изящный, аккуратно изготовленный маленький томик в плотном кожаном переплете – не печатная книга, а манускрипт, что тут все выполнено от руки. Слева пожелтевшая страница была пуста, если не считать слабых потемнений из-за чернил, проступивших с оборотной стороны; но справа почти всю страницу занимал рисунок, тоже чернилами. Единственный глаз, лишенный век, смотрел с бумаги на Кэй, изображенный щедрым черным пером свободно, размашисто и вместе с тем скрупулезно, детально. По бокам от глаза отходили две мускулистые деятельные руки с непропорционально крупными, сильными, открытыми ладонями. Глаз был заключен в большую квадратную рамку, внутри которой по краю шел линейный орнамент из сплетенных листьев. Внизу страницы ближе к правому краю теми же чернилами были написаны несколько слов – написаны рукописными буквами, которых Кэй не могла распознать.
– Это иллюстрация? – спросила она. – Но к чему, к какой истории?
– Нет, эта книга не сборник историй, Кэтрин, – ответил ее отец. Он взял пальцами левой руки более ранние страницы и не спеша полистал, давая ей убедиться, что не только на этой, но и на всех что-то изображено. – Это сборник эмблем. Картинок. Каждая – что-то вроде истории, только здесь, в этих картинках, все происходит одновременно, а не сначала одно, потом другое. Чтобы понять такую картинку, ты должна сама рассказать ее историю.
Кэй любила истории, и это странное глазеющее око поразило ее воображение.
– А эти слова под рисунками – их названия? – спросила она, поднеся палец к надписи на странице, которую он открыл первой, под рамкой с листочками.
– Можно и так сказать. Прочесть ты не сможешь, потому что написано старыми буквами и, главное, не по-английски. Но, если попытаться перевести тебе эту надпись, получится примерно вот что: «Видеть, не
