Спуск кончился так же внезапно, как и начался. Темный коридор перешел в пещеру, где с потолка свисали длинные гроздья сталактитов. Густая, неестественная тишина давила на уши, и каждый шаг отдавался глухим эхом. Казалось, само время обратилось в соляной столп и навек застыло в каменной толще. Лишь одинокий метроном капели, незримо отсчитывающий мгновения где-то во тьме, помогал сохранять связь с настоящим.
Все были так погружены в себя, что никто не заметил, как под ногами захрустел песок. Группа вышла к берегам огромного подземного озера, обсидиановое зеркало которого неподвижно покоилось в колоссальной каверне. От этого величественного зрелища перехватывало дыхание, и ошеломленные жрецы застыли на месте. Вдали из воды поднималась одинокая скала, на плоской вершине которой можно было различить остроконечный монумент. Анна переборола оцепенение и вышла на берег, пристально вглядываясь туда, где таяли последние лучи света заколдованного кристалла.
– Я что-то вижу! – крикнула она и приглашающе махнула рукой – Кажется, там есть тропа.
– Как думаешь, мы нашли его? – возбужденно спросил Клемент, обратившись к Гектору. Лицо того было бледным и сосредоточенным.
– Похоже на то, но… Я не уверен. Анна права, надо двигаться дальше.
– А что книга? В ней должно быть сказано о том, как оберечь себя. Думаю, пары защитных печатей будет доста…
– Полно! – холодно оборвал друга Гектор. – Мы стоим в сердце древней святыни, в шаге от истины! Ты представляешь себе могущество тех сил, что обитают здесь? Едва ли в мире существуют печати, способные их остановить. Они непредсказуемы, а их природа ясна мне не до конца. Как знать, не оскорбит ли их твоя мнительность?
Он прокашлялся и возвысил голос:
– Время договориться! Отныне, что бы ни случилось – я запрещаю вам обращаться к Эфиру без крайней на то нужды. Будьте настороже и не тревожьте сущее понапрасну. Книга говорит, что в этом месте ткань настоящего тонкая, как старый пергамент.
Клемент наклонил голову в знак согласия. Лихорадочный блеск в его глазах говорил о крайней степени возбуждения, смешанного с испугом. Когда он отвернулся, Анна и Гектор обменялись быстрыми взглядами и едва заметно кивнули друг другу.
Группа выстроилась в цепочку и медленно двинулась по узкой тропинке, между гладкими, идеально ровными валунами, что торчали из воды. В них были заметны углубления и потертости, какие со временем остаются на ступенях старых домов. Но кто оставил эти следы здесь, в забытом светом подземном храме так глубоко под землей?
Пройдя по тропе и поднявшись по спиральной лестнице, вырезанной прямо в скале, аколиты оказались на широкой площадке. Ее покрывала все та же затейливая резьба, что они уже видели на привратной печати. В середине площадки возвышался бугристый и пористый пирамидальный монолит. В красноватых лучах колдовского светоча он выглядел мрачно, и от одного взгляда на покрытый отверстиями камень становилось не по себе.
– Гектор, смотри! – Клемент взволнованно указывал рукой на обелиск, не решаясь коснуться его рукой. Мистик пристально вгляделся и в ужасе отпрянул назад. На камне отчетливо проступали ряды членистых, покрытых роговой оболочкой лап, напоминающих жучиные, – но эти были размером с предплечье взрослого мужчины. Гектор поборол отвращение, окинул взглядом темный обелиск и только теперь понял, что монолит состоял из тел огромных, напоминающих мокриц, созданий. Века, проведенные в подземной крипте, сделали их мумии твердыми как камень и сплавили их в жуткий ком, ставший единственным украшением забытого озерного святилища.
Не было никаких сомнений – они достигли цели. Перед ними возвышался загадочный Звездный Омфал, служивший дверью между миром материи и высшими сферами. Хранители знаний паноптитов с восторгом рассказывали о неописуемом блаженстве, в которое погружается освобожденный от оков дух, купаясь в лучах божественного света Эмпирей. Но разве мог Светоносец возглашать свою волю посредством этого омерзительного реликта?
«А почему бы и нет?» – тут же одернул себя юноша. Человек, быть может, и возлюбленный слуга бога, но далеко не первый. Имеет ли он право осуждать своих предков за стремление к свету? Обитателям залитой солнцем поверхности они кажутся чудовищами, но авторы древних текстов отзывались о своих учителях с почтением и страхом и утверждали, что мудростью и могуществом они многократно превосходят человека. До сих пор манускрипт не лгал, и циклопический подземный храм – лишнее свидетельство тому, сколь велико было могущество его создателей.
Нужно было решаться. От одной мысли о том, что предстоит совершить, сердце Гектора готово было выпрыгнуть из груди. Он огляделся и жестом подозвал к себе Анну. Она подошла к любовнику и положила голову ему на плечо, лаская шею горячими губами.
– Готова? – шепотом спросил Гектор. Его спутница молча кивнула, и юноша поразился тому, как сильно изменились при этом черты ее лица. В глазах Анны заплясали хищные огоньки, она вся подобралась и сейчас больше всего походила на рысь, готовую выпрыгнуть из засады и схватить добычу.
– Хочешь, я это сделаю? – спросила девушка, проведя рукой по щеке юноши. Но тот отрицательно мотнул головой и указал на обелиск, призывая поторопиться.
«Это все ради блага людей», – снова и снова повторял себе Гектор. Он с усилием разомкнул побелевшие пальцы, непроизвольно сжавшиеся в кулак, и коснулся серебряной звезды, укрытой на груди под плащом.
Клемент продолжал изучать монолит, осторожно ощупывая окаменевшие панцири и с интересом изучая бесчисленные отверстия, усеивающие Омфал. Погруженный в свое занятие, он не услышал, как кто-то подошел к нему со спины, и вздрогнул, когда сильные женские руки схватили его за плечи. Сильный удар в спину заставил его рухнуть на колени. В свете карбункула блеснула сталь – кинжал, зажатый в мужской руке, описал дугу и вскрыл горло жреца, откуда тотчас брызнула алая струя. Клемент захрипел и затрясся на руках своих палачей, орошая обелиск кровью. Потом он затих. В святилище вновь воцарилась жуткая тишина, прерываемая лишь судорожным, тяжелым дыханием Гектора.
Дело сделано. Дрожащими руками жрец развернул манускрипт, как слепой водя пальцами по страницам из телячьей кожи, и положил руку на холодный камень. С губ его срывалось глухое бормотание, в котором смешались молитвы и заклинания на непонятных ему языках. Он с натугой выталкивал из горла гортанные, протяжные звуки, складывающиеся в ритуальные формулы. С каждым новым словом страх и жалость уходили все глубже, уступая место холодному торжеству. Врата приняли
