Постепенно их отношения с Анной испортились совсем. Она, женским чутьем предвидя беду, сделалась склочной и постоянно устраивала истерики, на которые Гектор отвечал холодным молчанием. Даже сейчас, стоя затылком к чуть слышно скрипнувшей двери, он ощутил исходящее от жены смятение. Он обернулся и взглянул в ее глубоко запавшие глаза, подернутые сетью багровых прожилок от недавних слез.
– Нам надо поговорить, – потребовала она, и Гектор понял, что женщина напугана до смерти.
– Снова о ребенке? Мы говорили об этом уже тысячу раз. Я ищу ответы, родная, но Светоносец не отвечает на мои мольбы.
– Гектор, это… – Анна запнулась, подыскивая слова – Я сегодня проснулась от того, что он впервые толкнулся. Казалось, что дитя ощупывает меня изнутри, но его прикосновения были такими… скользкими. Как черви.
Гектор почувствовал, как кровь отхлынула от лица.
– Я подумала, что схожу с ума, и рассказала леди Симоне, – продолжала Анна, – а она, представляешь, начертала звезду! Говорит, никогда не слышала, чтобы женщина чувствовала нечто подобное.
– В древние времена ангелы сходили с небес на землю и брали в жены смертных женщин, – попытался успокоить жену Гектор. – От их брака рождались могучие исполины, царствовавшие над целыми народами. Быть может…
– Не может! – перебила его Анна. – Вспомни, что с ними стало! Они были прокляты, слышишь? Я не хочу рожать исполина!
Из глаз женщины брызнули слезы. Гектор хотел прижать к себе дрожащую супругу, но та яростно оттолкнула его.
– И ты… Ты не ангел, Гектор. Может, ты и не человек больше, а просто выродок. Они, там, – Анна махнула рукой в сторону окна, – думают, что ты святой. О, знали бы они, что на самом деле их идол – трусливый червь, который зарылся под землю ради откровений сумасшедших!
Ее гневную тираду прервала звонкая пощечина. Иерофант тяжело дышал, от его ярости воздух в комнате искрил и потрескивал. Склочная баба, не видит ничего дальше собственного брюха! Ему захотелось сдавить тонкую шею голыми руками и по капле выдавливать жизнь из хрупкого тела.
– Закрой свой поганый рот!
– И не подумаю! Ты и так запер меня в четырех стенах! Сделал игрушкой, которая развлекает послов, пока его святейшество блуждает во тьме сладких грез. Довольно, больше я молчать не буду!
Анна с негодованием топнула ногой.
– И знай вот еще что: сын или дочь, дух или демон – мне уже все равно. Кто бы ни появился на свет – он стащит с тебя эти тряпки, сядет на твой трон и будет пировать на твоих костях!
Она набросилась на мужа с яростью камышового кота, царапая лицо острыми ногтями. Он оттолкнул ее усилием воли – как ему показалось, лишь слегка, однако женщина отлетела в дальний конец комнаты и врезалась в стену. В своей руке она как добычу сжимала белоснежную накидку высшего жреца, сорванную с мужа, орошая ее каплями крови из разбитого носа. Затем Анна подняла на супруга торжествующий взгляд – и испустила громкий крик ужаса.
Грудь и бедра мужчины покрывали багровые язвы. От очагов воспаленной плоти во все стороны тянулись нити налитых темной кровью вен, отчего побледневшая кожа иерофанта казалась усыпанной жуткими звездами. Анна не видела мужа обнаженным уже несколько месяцев, но когда они в последний раз развлекались на супружеском ложе, он был здоров!
Женщина собралась что-то сказать, но Гектор опередил ее. Длинные зеленые нити вдруг выстрелили прямо из стены и опутали Анну, стиснув горло и сковав жрицу по рукам и ногам. В коридоре загремели шаги: едва Гектор успел подобрать накидку и набросить ее на плечи, как в кабинет ворвался наряд вечернего караула с обнаженными шпагами наперевес. Гектор указал на связанную супругу:
– Уведите ее. Будет сопротивляться – разрешаю применить силу.
– Доставить госпожу в ее покои? – осведомился один из стражников.
– В башню ее, в камеру! Скажи тюремщику, он знает, как поступить. Кандалы не снимать, еды не давать!
Иерофант вытянул руку и сотворил печать запрета, окутавшую Анну мерцающей пеленой.
– Так она никуда не убежит. Чары творить тоже не сможет, ну а с брюхатой бабой, я надеюсь, вы справитесь. И свяжите ее покрепче, в камере колдовство развеется.
Караульные дружно кивнули и, без особых церемоний подхватив с пола женщину, вытолкали ее за дверь. Гектор почувствовал, как у него разом заныли все мышцы, словно после каторжных работ. Последнее время Эфир слушался его все неохотнее, и каждая сотворенная печать отдавалась по всему телу тупой, грызущей болью. Он тяжело опустился на стул и обхватил голову руками.
Остаток дня иерофант провел в своем кабинете, запретив кому бы то ни было беспокоить его даже по самым неотложным делам. Слух об аресте верховной жрицы разлетелся по городу как пожар: праздничные приготовления были приостановлены, на улицы вышла гвардия, патрулирующая кварталы и зорко следящая за тем, чтобы никто не подстрекал народ к беспорядкам. У ворот Храма собралась толпа возмущенных горожан, но верховный жрец не обращал никакого внимания на сердитые возгласы, долетавшие с улицы. «Нужна свежая кровь», – думал Гектор. Его собственной уже давно не хватало на то, чтобы сдерживать ангельский огонь, разъедающий плоть изнутри. В своих лихорадочных поисках знаний о будущем ребенке он совсем перестал следить за тем, чтобы своевременно совершать ритуалы очищения. Теперь было уже поздно, да и грязная кровь бедняков из старого города уже непригодна для трапезы. Существу, обитающему в теле жреца, требовалось все больше соков жизни для того, чтобы на время утолять свою жажду и не терзать самого тюремщика.
Его первой мыслью было бросить все и приказать подать экипаж в башню, чтобы во мраке подземного святилища припасть к Омфалу и молить мудрых предков о помощи. Но ногами Гектора, казалось, управляла чья-то чужая воля. Он вышел из роскошных апартаментов и побрел наугад, не разбирая дороги. Жрецы и послушники избегали вставать на пути своего господина, боязливо разбегаясь в стороны.
Наконец Гектор вырвался из плена своих дум и обнаружил, что стоит в главном зале Паноптикона. Как и десять лет назад, здесь не было ни души: сквозь огромные окна лились потоки алого света, и в лучах заката молчаливый караул статуй словно охранял вход в потусторонние сферы. Но теперь бок о бок с прекрасным и вечно юным Светоносцем, увенчанным серебряным лавровым венком, стояла еще одна фигура. Клемент Мученик, отдавший свою жизнь во имя блага всех верующих в истинного
