Он приблизился к постаменту и, поддавшись внутреннему порыву, опустился перед ним на оба колена. За свою жизнь жрец произнес множество речей, однако сейчас ему хотелось не говорить, а слушать. Он вдруг вспомнил, как далекой звездной ночью, когда май был уже на исходе, семинаристы под покровом темноты пробрались за храмовую ограду и, прихватив фляги с вином, отправились в ближайшую рощу гулять среди зарослей шиповника и черемши. Здесь не пасли свои стада суеверные пастухи – от белых звездочек соцветий мясо становилось горьким, а молоко приобретало цвет ржавого железа. Некоторые считали, что черемша растет лишь там, куда упали сорвавшиеся с небосклона ночные светила, отчего ее цветы напитываются светом иных миров. Янтарная брага, душная майская ночь и звезды, ковром устлавшие и небо, и землю, постепенно сделали тело тяжелым, а мысли – быстрыми и ясными, как весенний ручей. Любуясь тем, как Анна в игривом бесстыдстве обнажает тело и подставляет бархатные, упругие груди яркому свету луны, Гектор слушал неторопливый рассказ Клемента о высших идеалах, которые со временем сотрут границы между сословиями, объединив всех людей в одну дружную семью. Анна лишь посмеивалась и, глядя, как юноша краснеет при виде ее прелестей, поддразнивала Клемента цитатами из священных книг, в которых жрецы провозглашались пастырями тучных человеческих стад. «Если не будет над ними вожака, указующего путь, – куда пойдет вся эта толпа? Вразброд, в бурелом, да там и сгинет. Или ты думаешь, что Светоносец настолько глуп, чтобы и сильных, и слабых поставить на одну ступень? Там, где отважный и дерзкий пройдет с гордо поднятой головой, трус не отважится сделать и шага», – мурлыкала девушка, искоса поглядывая на любовника. Но Гектор смотрел вовсе не на ее лицо и лишь краем уха уловил, как обиженный Клемент пробурчал в ответ что-то про обедневший род и дурное воспитание. Задетая за живое Анна взъярилась и, не вмешайся Гектор, наверняка выцарапала бы глаза побледневшему от испуга мальчишке. Выросшая в неге и вседозволенности, она и в самом деле болезненно восприняла известие о том, что ее отец из-за долгов был вынужден распродать почти все земли и переехать с матерью в скромную загородную резиденцию.
Воспоминания проносились перед внутренним взором одно за другим, и Гектор ощутил, как горький стыд поднимается из глубины его души. Он воздел руки, словно стремился обнять ускользающий образ друга. Ему хотелось броситься в ноги Клементу, покаяться, просить прощения и рассказать, что мечты наконец сбываются и вот-вот Багряный год достигнет своей вершины, вознося людей выше всех небес. Гектор ждал, что вот-вот на небосклоне взойдет утренняя звезда как знак того, что он прощен. Но небо было черным, как деготь, и лишь мраморная громада статуи со скорбным выражением глядела в лицо отчаявшемуся жрецу.
«Вот, значит, как, – подумал Гектор, – брезгуешь мной. Презираешь. А-а, в пекло все это». Рассудок опять затуманивала пелена тревог. Что, если жена откроет всем его страшный секрет? Тогда – прощай, золотой век, прощай, великое будущее и высокие титулы, а все жертвы станут напрасными. «Что делать? В монастырь, в горы? А если она там разболтает кому-нибудь?» – лихорадочно спрашивал себя Всеотец. И что делать с ребенком? Словам заключенной могут еще не поверить, но вот плод ее гнилой утробы… Нет, Анна не лгала: даже само появление ее отпрыска на свет станет для Гектора смертельной угрозой.
Решение пришло неожиданно, словно кто-то подсказал его из самого потаенного уголка души. Сначала он ужаснулся одной лишь мысли о том, что предстояло совершить. Но чем больше думал о ней, преклонив колени на холодном полу, тем очевиднее становилось, что это – единственный выход и никакого другого у него нет. Слишком много было вокруг недоброжелателей, которые спят и видят, как низвергнуть Гектора и самим занять жреческий престол. Нет, тут надо действовать жестко, и даже из беды можно извлечь немалую выгоду.
Гектор поднялся на ноги и, смерив статую тяжелым взглядом, зашагал к выходу. Он не видел, как в небе за окном вспыхнул яркий огонек – ночь заканчивалась, и звезда наконец заняла свое законное место на хрустальном своде небес.
* * *К полудню на площади собралась огромная толпа. Вместо ярмарочных рядов на ней появился наспех сколоченный помост, вокруг которого двойным кольцом выстроилась храмовая стража. Трубил рог, а жрецы зычными голосами скликали людей посмотреть на то, как будут казнить ведьму, но в этом не было никакой нужды – все, от мала до велика, и так что есть сил норовили протиснуться к Храму. В воздухе висел многоголосый гул: не может быть, сама леди Анна предала Венец и веру? Уж если супруга иерофанта впала в ересь, то чего ожидать от других жриц? Одни призывали немедленно казнить каждую женщину, облаченную в священные одежды; другие утверждали, что давно подозревали черноволосую бестию в распутных связях с нечистью. Гектор понял, что больше тянуть нельзя и если сейчас люди не получат то, ради чего бросили свои дела, то вспыхнет паника и пойдет самосуд. Он подал знак, и на помост под дружный рев толпы вывели обвиняемую.
Анна и в самом деле походила на ведьму из страшных сказок. За неделю, проведенную в камере, она исхудала так, что и без того большой живот стал заметен еще сильнее. Длинная грива растрепалась на ветру, грязные локоны подобно щупальцам осьминога ползли по груди, едва прикрытой грубым рубищем. Бледную кожу с нездоровой синевой покрывали следы побоев – некоторые были совсем свежими, дабы подчеркнуть непререкаемую ненависть Венца к тем, кто отверг истинный путь. Женщина не мигая смотрела в пространство мутными глазами, с уголка ее рта на помост капала слюна. Перед тем как вывести заключенную к людям, Гектор дал строгий наказ опоить ее дурманом,
