– Рассказывай, Боря, откуда тебя к нам занесло? Сам дошел или помог кто-то? – водянистые глаза внимательно разглядывали Бориску. От этого взгляда ему стало неуютно и беспокойно, как не раз бывало в лесу перед бурей.
– Туристы помогли. На катере довезли. Не слышал, что ли? – резко ответил Бориска. Он прекрасно помнил, как далеко разносились в хорошую погоду звуки работавших моторов или рев двигателей вертолетов. И тогда на берег или пустырь сбегалась вся Натара от мала до велика. А если Веркин хахаль, слыша катер, предпочел просидеть в кустах, значит, он прятался. Раз прятался… нужно с ним держать ухо востро.
– Аха, на катере… оно конечно… – протянул с пониманием Васька и опрокинул стакан. Снова уставился на Бориску.
Разговор не клеился. Приближалась ночь, в помещении горел лишь кудлик, отбрасывая на стены причудливые тени, и в полутьме еще больше клонило ко сну.
Бориска молча встал и пошел в соседнюю комнату. В ней хранилась всякая рухлядь, на полу как попало были свалены пустые полки.
Бориска расстелил спальник в свободном углу. Свернулся внутри калачиком, вдохнул запах меховой подкладки – запах другого мира и других людей, доброты, заботы и надежности.
Верка с хахалем о чем-то шептались за столом. Бориске даже не нужно было напрягаться, чтобы расслышать их.
– …тебе говорю, это тот пацан, которого Федор в Тардыхое нашел! Я тебе про него рассказывал!
– Не может быть! Это Борька… – заплетающимся языком ответила Верка.
– Ага, тогда твой брат порешил мужиков в Тырдахое!
– Нет, Борька такого не мог, – пьяно возмутилась сестра не ради заступы за брата, а так, чтобы возразить и проявить кураж.
– Вот я тебе и говорю, это не твой брат, а иччи прикинулся им! А Борька сгинул в тайге.
Сестра в ответ всхлипнула.
– Точно-точно, – Васька будто убеждал самого себя. – Говорю тебе, это мертвяк. То-то он не ел, потому что ему наша еда ни к чему. Он людей жрет!
Верка пьяно икнула.
– Это он сейчас притворился, вроде дрыхнет, а только дождется, как мы уснем, сразу в шею вцепится. Надо его прикончить, – наконец заключил он.
Звякнуло лезвие кухонного ножа.
К Борискиному лежбищу приблизились тяжелые шаркающие шаги.
– А спальничек я возьму себе, – пробормотал Васька.
Он хотел еще что-то добавить, но не успел: со сломанной шеей грузно повалился на пол.
В соседней комнате дико закричала сестра. Ее крик взметнулся над опустевшим поселком и резко оборвался.
Бориска бежал через лес. За спиной осталась мертвая Натара, гниющий барак и почта, внутри которой лежало изуродованное тело и тряслась от беззвучного плача Верка, со страху лишившаяся голоса. Жаль было только подаренного жердявым спальника.
Необутые, мозолистые после долгих скитаний ноги все равно ощущали каждый сучок, каждую неровность. Ветки остервенело хлестали по лицу. Но боли он не чувствовал, потому что другая мука разрывала его изнутри.
Зачем он добрался до Натары? Видимо, снова постарались духи, завлекли и обманули. Неужели для того, чтобы столкнуть нос к носу с прошлым?! Чтобы убить Веркиного хахаля? Достаточно уже крови! Ведь он клялся и обещал, что никогда никого не тронет.
Выход один – убить себя. Сгноить голодом в чаще. Напороться грудью на сук. Или забраться на сосну и сигануть вниз.
Душевная боль сменилась неистовством, и Бориска даже не заметил, как холодную осеннюю ночь будто смахнуло рукой, а высоко над лесом нависло бледное солнце. Покрытые шерстью лапы с черными когтями несли напролом его огромное тело сквозь тайгу.
Потом что-то изменилось. Из чащи потянулся след, его запах был таким дурманящим, что глаза заволокло багрянцем, а сердце погнало кровь по жилам с небывалой силой. Мысли о смерти, да и другие тоже, покинули лобастую мохнатую башку с горевшими от лютости глазами, которые видели мир и его изнанку тысячи лет назад, знали законы жизни, искали в непроходимой чаще то, чего нет важнее.
С наветренной стороны дохнуло теплом, зверь остановился, с хрипом втянул воздух и бросился через заросли.
В просветах между деревьев показалась маленькая голова – колченогий лосенок почувствовал хищника и попытался скрыться. Но зверь вырос перед ним, поднялся на задние лапы. Детеныш шарахнулся, не удержался на трясшихся ножонках, одна из которых была короче. Тут же могучая лапа обрушилась ему на шею. Теплая густая кровь полилась на землю. Зверь лакнул ее – не то! Не тот запах, по которому он шел.
Ноздри нащупали тонкую нить пьянящего следа, который тянулся дальше. Из пасти вырвался рев, и зверь ломанулся в чащу.
Его охватили доселе неизвестные ощущения: неукротимая мощь в каждой клетке тела и азарт погони. В голове нарастал стук, и казалось, что он звучал не только внутри, но и вокруг, в воздухе, весь лес содрогался от этих ударов.
След становился яснее. Петлял меж деревьев, обрывался, но зверь снова находил его.
Наконец он вывел на опушку, где привалилась к дереву женщина. Во сне она широко разметала обнаженные ноги. Кофтенка распахнулась, и на полной рыхлой груди темнели соски, стоявшие торчком, как молодые шишки.
Зверь остановился, раздувая ноздри. Настиг!
Это его самка. К ней вела неукротимая сила. Зверь поднял башку и огласил мир победным ревом. А внизу его живота разгорелось пламя. Где-то на краю сознания замаячило странное имя «Дашка» и обрывочные, глубоко спрятанные воспоминания о чем-то, возможно, очень важном… Крики роженицы. Удары топора за крыльцом барака. Сочившийся кровью узел в руках какой-то девки. Синеватый профиль на фоне грязной облупившейся стены. И золотые луковицы куполов, разлетавшиеся прахом.
Зверь отмахнулся от видений, как от назойливого таежного гнуса, и с ревом бросился на лежавшую.
Мерзкий, режущий ноздри запах спиртного оглушил нюх, но было уже все равно. Зверь навалился на женщину, проник огромной напрягшейся плотью во влажное теплое нутро.
Она не удивилась, не обмерла от страха, только попыталась что-то сказать, а потом безумно расхохоталась. Когтистая лапа полоснула ее по бедрам, но женщина словно не почувствовала боли. Из вспоротой плоти хлынула кровь. И только в этот миг жертва закричала от сумасшедшего наслаждения – протяжно и дико. Она содрогнулась, забилась в конвульсиях, затихла. А потом снова и снова стала поддаваться навстречу неиссякавшей животной страсти.
Над лесом равномерно грохотал бубен. В такт ему качнулась, цепляя верхушки деревьев, голова исполинского змея с желтыми глазами. Он скроется в речной глубине, вцепившись зубами в свой хвост. А зверь начнет свой путь заново.
Лариса Львова, Ярослав Землянухин
Зов высокой травы
1Андрей решил, что ему показалось, но Дима повторил:
– Я перебил всех крыс и высыпал остатки порошка в унитаз.
Красное лицо Димы блестело от пота, хотя за спиной на подоконнике лежал снег. Челка прилипла ко лбу. Он поправил ворот рубашки, достал левой рукой из нагрудного кармана пиджака авторучку и начал щелкать кнопкой.
– Звучит, как
