– Я иду, сына, – сообщил Олег помятому мужику в зеркале. – Все будет хорошо, и только так.
Дело почему-то казалось простым. Резать одну плоть или другую, какая разница. Из курса лекций он помнил историю о медике, который прооперировал себе аппендикс. Так что все возможно. Он стоял у зеркала чрезмерно долго.
– Давай-давай, мудила, – подбадривал он мужика. – Это ради сына.
О том, что делать с тем, вторым, глазом, Олег пока решил не думать. Жаль, что водки больше нет.
– Ты и так пьян сверх всякой меры, – заметил мужик из зеркала.
– Завали! – приказал ему Олег. Мужик послушался. Потом Олег взял в одну руку нож, а другой так низко оттянул нижнее веко на правом глазу, что стала видна влажная красная кромка. Мужик поднес белое керамическое лезвие к глазному яблоку и чуть-чуть надавил на слизистую, как бы пробуя на прочность. Надо подковырнуть его, быстро и резко, все! Руки тряслись, ладони потели, и никак не получалось нажать, надавить с нужной силой. Не сдаваясь, он пробовал снова и снова, то медленно поднося лезвие, тыча легонько, примериваясь, то размахиваясь, но рука предательски останавливалась, тормозила у самого финиша. Олег дышал мелко и часто, чувствуя, как подкатывает к губам проглоченный винно-водочный коктейль. Мужик напротив согнулся над раковиной в рвотных позывах. Он смотрел, как стекает слизь по грязной эмали, и думал о том, что так же медленно, но неуклонно течет в бездонный водосток время, унося с собой его мальчика глубоко-глубоко в небытие. Лицо мужчины в зеркале расползлось, он выронил нож и заплакал, некрасиво, по-бабьи сморщившись.
Они прижались друг к другу потными лбами.
– Прости, Мишка, – прошептал Олег. – Прости, малыш. Я не могу.
Только на голубом, а точнее, на синем глазу можно было решить выколупать себе глаз кухонным ножом. Только полному мудиле могла прийти в голову подобная мысль. Спустя несколько часов Олег смотрел все на того же мужика. Один глаз у мужика покраснел и слегка воспалился. Оба глаза выглядели отвратно, что неудивительно. Олег умыл их холодной водой, собрал мусор, оделся и снова оказался на улице, в ноябрьском жидком утре, едва отличимом от ночи. Но надо привести себя в порядок. Аптека, душ, кофе.
Олег поднял воротник повыше, с похмелья колотило, голова отказывалась работать. Все произошедшее казалось бредом. Вероятно, он начал пить, не выходя из дома, все остальное – пьяный сон. Он машинально дотронулся до глаза, веко отозвалось саднящей болью.
Олег повернул к сияющему кресту аптеки и сразу за углом налетел на какую-то маленькую старушку.
– Глаза разуй, алконавт.
– И вам доброе утро, – процедил Олег.
За женщиной на некотором расстоянии, подчеркивая свою полную обособленность от мира, шли две маленькие фигурки близнецов Бровкиных. Олег остановился, словно увидел призраков. В голове точно заворочались, завертелись какие-то механизмы, подкатила тошнота.
– Пришел? – спросила девочка, поравнявшись с ним.
Олег оторопело кивнул, вчерашнее возвращалось к нему во всей полноте, захлестывало волнами прибоя. Запах шерсти, зверя, прелых опилок, тук-тук пластика о стенку, кончик розового языка меж пластмассовых губ. Он зажмурился, стиснул пальцами лоб, словно удерживая все это в голове.
– Все делайте, как он сказал.
– Лизка! – крикнула старушка, и Олег догадался, что это и есть выписанная из деревни бабушка. – Отойди прочь.
Олег поспешил отбежать. Он сам был как чума, болезнь, никого нельзя было касаться, ни к кому подходить.
– Если он пришел, значит, поможет, – услышал он, открывая дверь аптеки.
Через три с половиной часа Олег стоял у двери обычной пятиэтажки, умытый, чисто выбритый, одетый в свежее. Он должен был произвести благоприятное впечатление, хотя те, кто ожидал его по ту сторону, вероятно, привыкли к мужчинам самого разного вида. Чего не ожидал он сам, так это увидеть полную, скорее даже грузную тетку с короткой мальчишеской стрижкой, в медицинском халате и черных чулках, туго обтягивающих тяжелые икры.
– Марьяна, – представилась она с кокетливой грубостью. Голос был ей под стать, низкий и хриплый. – А к вам как обращаться?
– Дэн, – ляпнул Олег первое, что пришло в голову. Тетка ухмыльнулась.
– Будь как дома, Дэн. У нас все готово.
Она повернулась, приглашая за собой. По правому чулку ползла стрелка, сквозь дорожку проглядывала рыхлая белая плоть.
В комнате было душно, полосатые обои с золотом, окна закрыты тяжелым темным, винным бархатом – все в лучших традициях. В середине под ярким светом большой круглой лампы громоздилось гинекологическое кресло.
– Прошу, – что-то коснулось его плеч, запахло латексом. В комнату вошла вторая женщина. Эта была тонкая и сухая, с крашеными волосами, похожими на черную солому.
– Диана. Чего стоишь? Располагайся, – она поправила перчатку.
– Девчонки, мне это…
Они обе смотрели на него с плохо изображаемым интересом.
– Глаз надо вытащить.
Их лица вытянулись, в них впервые проскользнуло что-то живое, вполне человеческое.
Это был своего рода триумф.
– Где глаз, а где писька, мужик, ты соображаешь? – кричала Марьяна спустя пять минут благим матом.
Олег стоял насмерть, в прямом смысле слова, прижав к горлу все тот же нож, который так и носил в кармане.
– Я заплачу, ты не волнуйся. Я отсюда не уйду.
– Вот козел! – возмущалась Марьяна. – Мудила! Сразу не сказать было?
– Не можете сами, давайте того, кто может, – процедил Олег. – Я не уйду. Хотите с трупом разбираться?
– Психованный, – выплюнула Марьяна. – Хоть справки с них требуй. Гемора больше, чем навара.
– Самому яиц не хватает? – поддела Диана. – Может, тебе пришить?
– Да давай вынем, – обернулась она к товарке. – Один хер.
– Сама и вынимай, – огрызнулась Марьяна. – Это же натурально подстава!
– Да посмотри на него, «подстава», – передразнила Диана спокойно и зло. – Цирк с конями.
Она посмотрела на Олега с какой-то почти что жалостливой брезгливостью, как смотрела мать на животных, запертых в тесных клетках зоопарка.
Олег подумал, что она, должно быть, старше, чем кажется. И он, и Диана понимали, что разыгрывают сейчас дешевый и унизительный спектакль. Обоим было ясно, что Олег совершенно загнан в угол, раз ему приходится соглашаться на такую роль. Он опустил нож и устало сказал:
– Я не псих. Я просто человек, который попал в беду.
И все они вдруг успокоились, в комнате стало тихо. Марьяна тяжело вздохнула, посмотрела на Диану, как смотрят друг на друга женщины, когда без слов обмениваются информацией, безошибочно улавливая суть сообщения – есть у них такая телепатическая связь. Диана дернула бровью, вышла, вскоре вернулась, протянула какой-то листок с латинскими буквами.
– Что за шифр?
– Это «Телеграм», дурачина, – устало сказала Диана, и было видно, как все это ей смертельно надоело. – И пароль. Напишешь в начале сообщения.
– С тебя двойная такса, по-любому, – перебила Марьяна.
О даркнете Олег слышал смутно, краем уха. Он знал, что там вроде бы можно найти все что угодно, но времени искать, связываться, рисковать попросту не было. Он напрягся и вспомнил офисную историю, над которой они как-то ржали дружно и весело за полчаса до конца рабочего дня,
