- Вы не в духе, ваше величество? - осторожно спросил Каладиус.
- Признаться - да, мессир, - Малилла пытался сдержать раздражение, но получалось плохо.
- Весьма странно, - продолжал маг, будто не чувствуя накапливающейся досады во взгляде правителя. - Я думал, вы будете в отличном настроении, избавившись разом от такого количества своих врагов.
- Вы считаете меня кровожадным варваром, не так ли? - император резко сел, вперив взгляд в стоящих перед ним людей. - Я знаю, что из вежливости вы в этом не признаетесь, но думаете именно так. Думаете, что я наслаждался сегодня, глядя на эти мучения.
- Признаться, у меня возникало такое ощущение, - не опуская глаз, проговорил Каладиус.
- Благодарю за честность мессир, - в тоне императора не чувствовалось и толики благодарности. - Но я и так это знал. Думаете, я не видел, с какой брезгливостью вы и ваш друг взирали на происходящее? Вы смотрели на нас, словно на кучку дикарей. Так, господин Брос?
- Прошу прощения, государь, - прокашлявшись, выпалил Кол. - Но это действительно выглядело дико. В Латионе уже давным-давно нет ничего подобного.
- Да уж куда нам до вас, - злобно усмехнулся император. - Но вы ничего не знаете, и ничего не понимаете! Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что мне доставляет удовольствие смотреть на казни. Но это - мой долг!
Уж кто-кто, а Каладиус точно знал, что Малилла сейчас лукавил. Он знал, на какие муки император обрёк Паториуса, как он лично составлял сценарий для казней. Он знал, в какой культ возведены массовые казни здесь, в Саррассе, причём ещё задолго до нынешнего правителя. Так что Каладиус ясно осознавал, что Малилла в чём-то - почти маньяк. Но он понимал также, что император был продуктом той среды, в которой родился и вырос. Более того, маг вполне допускал, что сейчас император искренне верит в свои слова. Вполне характерная черта для многих маньяков - своеобразное раздвоение личности. Быть может, сейчас он даже жалеет этих несчастных. Но в какой-то миг демоны вновь одержат верх в его душе...
- Я не имею морального права судить вас, государь, - тихо проговорил Каладиус. - В своей жизни я убивал и мучил, и не всегда тех, кто этого заслуживал. Если ваши руки по локоть в крови, то у меня они в крови по самую макушку. Но если я и вынес из всего этого что-либо, так это лишь стыд и сожаление. Прошли сотни лет, но это по-прежнему гложет меня.
- Хвала богам, я не собираюсь жить так долго! - яростно воскликнул император. - Вы много сделали для меня, мессир, и я буду вечно вам благодарен за это, но я не потерплю нравоучений, пусть даже и от вас! Довольно об этом! Вы просили об аудиенции. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что вы хотите испросить разрешения уехать немедленно из этого грязного варварского города? Не так ли?
- Да, это так, - спокойно кивнул Каладиус. - Мои здешние дела окончились ещё вчера, а в Дуондуре меня ждут дела иные, и, как вы знаете, неотложные. Я, тем не менее, отложил их на время, потому что вашему величеству грозила опасность. Опасности больше нет, и я хотел бы вернуться к своей главной миссии.
Император стоял, стиснув кулаки. Глаза его яростно сверкали, а ноздри раздувались, словно у горячего скакуна. Желваки ходили под тонкой кожей щёк. Однако, поистине нечеловеческим усилием воли Малилла вдруг заставил себя успокоиться.
- Простите меня, друзья мои, - негромко проговорил он. - Сегодня был очень тяжёлый день, и он иссушил мне душу. Я проявил недостойные государя злобу и обиду. Хотя должен был бы обнять вас и пожаловать вам дворянство, земли и богатства за верную службу.
- Мне они ни к чему, государь, - улыбнулся Каладиус. - В моей жизни всего этого было в избытке. Единственное, в чём я всегда испытывал недостаток - это в спокойствии и чистой совести. Потому и был излишне резок с вами, так как отношусь к вам с любовью и уважением, и хотел бы, чтобы вас минула та чаша, из которой я каждодневно вынужден пить горькую желчь. Простите старика, ежели чем-то оскорбил вас.
- О мессир! Прося у меня прощения, вы заставляете меня чувствовать себя жалким неблагодарным червём! Но я, вероятно, это заслужил. А вы, мужественный Сан Брос? Может быть, ваши чаяния будут более земными, и я хоть вас смогу наградить тем, чем может наградить император?
- Ваша дружба будет для меня драгоценнее всех наград, государь, - слегка поклонился Кол. - Кроме того, вы одарили меня великолепным мечом, который, уверен, послужит мне на славу. Что же касается титулов, земель и золота... В дороге мне это ни к чему, а после... Я и сам не знаю, что будет после того, как мы найдём Белую Башню, но у меня предчувствие, что это полностью изменит мою жизнь.
- Станете таким же аскетом, как ваш друг? - усмехнулся Малилла.
- Не исключено, - совершенно серьёзно ответил Кол.
- Что ж, - император подошёл и протянул руку Колу. - Вот вам моя рука, как знак вечной дружбы, которую я питаю к вам. Вы всегда будете желанным гостем в моей стране. А вам, мессир, - Малилла пожал руку мага. - Я пожелаю удачи на вашем пути. И... Примириться с собой. Вы очень несправедливы к себе, друг мой. Поверьте - с вашим появлением мир стал лучше.
- Хотелось бы верить, - но в голосе Каладиуса звучало сомнение. - Что ж, спасибо вам за всё, государь. Может быть, когда-нибудь свидимся.
- Это будет самый счастливый день для меня, - поклонился Малилла.
Друзья вернули императору поклон, затем быстрым шагом вышли из дворца, повелев седлать им лучших лошадей. Не прошло и четверти часа, как они, дав шпоры коням, ускакали в сгущающуюся мглу.
***
Они действительно скакали всю ночь и бо́льшую часть утра, остановившись в придорожном трактире лишь когда солнце уже придвинулось к полудню. За всё это время друзья едва обмолвились несколькими фразами. Разговаривать совершенно не хотелось: любые темы, которые заводил тот или другой, казались какими-то натянутыми, неуместными и ненужными. В конце концов, со взаимного молчаливого согласия лошади были пущены почти в галоп, насколько это позволяла ночная темнота. За ночь путешественники уже дважды поменяли лошадей на почтовых станциях. Каладиус показывал смотрителям бумагу с большой имперской
