В течение лета и к началу осени Томас чувствует, что его тело меняется и крепнет, становится более стройным и подтянутым, в то время как ему приходится работать в любую погоду – орудовать кайлом, вскапывая им дорожное покрытие или твердую землю.
– Кто, по-твоему, победит в лиге, Спок? – спрашивает жилистый человек с загрубевшим лицом, известный Томасу лишь под прозвищем Пять-Пинт, потому что после пяти кружек пива он непременно затевает драку или начинает лезть к женщинам.
Томас понятия не имеет, какую лигу Пять-Пинт имеет в виду, и говорит наугад:
– Э-э-э. «Шпоры»?
Пять-Пинт задумчиво кивает, словно это какое-то серьезное предположение, за что Томас очень ему благодарен. Тот отхлебывает чай из пластикового стакана – крышки своего термоса.
– Тебе так кажется из-за того, что они заплатили бешеные деньги за Стюарта из «Ман-Сити». Но я думаю: посмотрим на «Арсенал» после их игры со «Шпорами» в выходные.
Томас уклончиво пожимает плечами.
– Что ж, пока еще рано делать какие-то выводы, – произносит он, надеясь, что это именно то, что уместно говорить в таких случаях.
– Это да, – соглашается Пять-Пинт и, выплеснув в водосточный желоб остатки чая, закручивает крышкой термос. – И еще я думаю, не поставить ли пять фунтов на то, что «Челси» выйдет в первый дивизион в этом году? Как ты считаешь?
Томас поднимает кайло.
– Ну, думаю, это можно попробовать.
Пять-Пинт прищуривает глаза.
– Ладно. Хорошо. Так и сделаю. Но смотри, если я не выиграю, ты будешь должен мне пять фунтов. – Он трясет своим термосом. – У меня закончился чай. Спок, сходи принеси мне чего-нибудь из кафешки через дорогу. Давай-давай, может, ты и был умником где-то там, откуда пришел, но здесь, у нас, ты в самом низу, сынок.
К следующему маю Томас уже не работает в комитете по водоснабжению, потому что в преддверии предстоящей приватизации все временные работники были уволены. Его мать смирилась с его желанием отправиться в университет. Однако Томас не собирается ехать в Лидс: он отказался от места, которое было сохранено за ним. Еще Томас с удовлетворением узнает, что «Челси» действительно пробивается наверх.
С Лорой он не виделся и не разговаривал с тех самых пор, как она уехала в Северную Англию. В ночь перед тем, как отец отвез ее на машине в Йоркшир, они тихо, без особого сумасшествия, занимались любовью у него в комнате. Это было – как он понимал даже на пике страсти, задыхаясь и замирая в изнеможении, – прощальное свидание. На следующее утро она сказала, что напишет ему, как только устроится в Лидсе.
Ни одного письма от нее так и не пришло.
Из-за того, что Томас затянул с поступлением в университет, у него остался не слишком большой выбор, куда он мог бы подать документы. Ему хотелось отправиться куда-нибудь, где он мог бы спрятаться от всего, изучать химию и не думать о Лоре. И вообще Томас хотел быть как можно дальше от Лидса и Лоры. Однажды, вернувшись домой с работы, он застал свою мать сидящей на кухне с брошюрами университета Рединга.
– Я знаю, ты хотел куда-нибудь поехать, – говорит она. – Но я подумала… ты мог бы остаться и дома, если бы стал учиться в Рединге. Или, если ты хочешь жить в общежитии, ты мог бы приезжать домой на выходные. Может быть, даже иногда по вечерам.
Томас без особого энтузиазма смотрит на брошюры.
– Но я даже не знаю, есть ли у них химическая инженерия.
– Есть. Я сегодня звонила им.
Он резко выдыхает, издав нечто похожее на короткий смешок. Вот она, ирония судьбы. Или это наказание за то, что он осмелился позвонить в Лидс, чтобы узнать насчет возможности отложить ее учебу? Да, она была права. Это не очень приятно, когда кто-то пытается решать за тебя.
Однако, в отличие от Лоры, Томас просто кивает.
– Ладно, я им позвоню.
В результате спустя неделю дело решено: его принимают в университет.
Когда работа Томаса в комитете по водоснабжению подходит к концу, он и другие уволенные временные рабочие отправляются со своей бригадой выпить пива. Среди зыбкости и непостоянства окружающего мира в Томаса вселяет некоторое умиротворение то, что существуют люди, которые всегда остаются верны себе и другим, и Пять-Пинт лучше, чем кто-либо, это доказывает.
Голова у Томаса затуманивается от пива, а язык развязывается, и он даже не помнит, что именно он произносит оскорбительного, но, очевидно, что-то произносит, потому что, едва допив свою пятую кружку лагера, Пять-Пинт бьет его кулаком в лицо.
– Без обид, Спок, – говорит он, тогда как Томас, совершенно оглушенный, сидит на полу, и кровь стекает ему на рубашку. – Теперь твоя очередь, если не ошибаюсь.
33
Звонок в дверь
У Элли нет работы в этот вечер, что тревожит ее – ведь у них теперь каждый пенни на счету, – но в то же время она испытывает чувство виноватого наслаждения. Она совершенно обессилена, и ей хочется просто сидеть на диване и ничего не делать или, может быть, даже взять «Анну Каренину» и заняться тем, чем она в общем-то должна бы заниматься – своим домашним заданием. На самом деле Элли, конечно, хотелось бы делать то, что делают все ее друзья: откладывать подальше домашнее задание и просто смотреть «Улицу Коронации», а потом обсуждать все это в соцсетях. Она хочет думать о сериалах и друзьях, об одежде, косметике и парнях. И ей совсем не хочется думать о грозящем их семье выселении из дома. Ей нужен какой-то план, но пока ей не удается придумать ничего дельного. Нужно подождать неделю. Посмотреть, как пойдет дело у Джеймса с его научным конкурсом. Может быть, они выиграют в лотерею. Может быть, у бабушки на какое-то время прояснится в голове, и она сможет связаться с банком, чтобы попытаться вернуть деньги, отправленные мошенникам. Правда, Элли уже изучала этот вопрос и знает, что это маловероятно без вмешательства полиции. И если они пойдут этим путем, катастрофа для их семьи наступит еще быстрее. Ведь полиция первым делом натравит на них социальные службы.
– Элли, – говорит Джеймс, сбегая вниз по лестнице. – Мне нужен калий.
– Съешь банан. – Элли сидит, поджав ноги, на диване, с раскрытой книгой, лежащей обложкой вверх у нее на коленях. Бабушка смотрит по телевизору что-то вроде
