Но преимущество великанши длилось недолго, и удары, которые убили бы другого человека, этому лишь разогнали кровь в жилах. Палач Комиссара, извиваясь, высвободил руку из-под колена Ирен и вцепился в ее запястье с неумолимостью кандалов. Он так вывернул ей руку, что Ирен сбросило с его груди, хотя она сумела перенаправить силу падения в оборонительный перекат.
Разделившись, они вскочили на ноги. Ирен вытащила из-за пояса штырь и бросила во врага. Штырь вошел в плоть Красной Руки на два дюйма, под грудиной, и застрял, дрожа. Агенты хором охнули. Сердце Сенлина подпрыгнуло до горла, он стоял, вытягивая шею, за стеной зевак. У нее получилось! Несомненно, это смертельный удар. Все ждали, что он рухнет. Но он не рухнул. Красная Рука фыркнул, как человек, пробужденный от неглубокого сна, и потянулся, вырывая штырь из груди. Тот вышел легко, как шип.
Из раны вытекло немного светящейся крови.
– Железную руду можно закалить и превратить в сталь, а еще из нее можно получить самый легкий газ – водород. Это иллюстрирует парадокс сознания: мы пар в твердом состоянии.
Ирен рефлекторно ушла из-под удара, когда Красная Рука вернул штырь тем же способом, каким получил. Снаряд едва не попал ей в голову.
Красная Рука прыгнул, словно им выстрелили из катапульты. Пролетев над головой Ирен, он схватил ее за плечи и, кувыркнувшись, оказался у нее за спиной. Он потянул ее за собой, как будто она была всего лишь плащом. Когда он приземлился на ноги, ее швырнуло над его головой, высоко в воздух. Она ударилась о дымящиеся останки сгоревшего грузового крана и шмякнулась на спину. Уже ослабленная пожаром конструкция рухнула на нее целиком. Она наверняка сгорела бы заживо, если бы снег не погасил пламя. Сенлин видел только ее сапоги, которые безжизненно торчали из груды обугленных деревяшек.
Сенлин бросился было к ней, но его тотчас же поймала пара агентов, повиснув на руках. Теперь, когда с великаншей разобрались, ничто не могло отвлечь их от главной цели. Агенты развернули его, не отпуская рук, и потащили к «Арарату». Красная Рука раздраженно потрогал окровавленную дыру на испорченной рубашке. Он нашел шляпу, помятую, но целую, и снова надел.
Вблизи от основания летающей крепости опустился трап. Его край не стоял на месте, а беспокойно перемещался туда-сюда вдоль причала, пока огромное судно сражалось со штормовым ветром. Комиссар Паунд, одетый в строгий черный костюм и в чудовищном противогазе, быстрым шагом пересек мост. Сенлин оказался лицом к лицу с тираном-ипохондриком, который стоял, небрежно расправляя перчатки на пальцах и обозревая поле битвы.
– Прочешите порт. Принесите мне любой груз, какой найдете! – приказал он своим людям, а потом, повернувшись к Сенлину, продолжил: – Знал бы ты, кого побеспокоил этой идиотской кражей. – Тупые серебряные «бивни» маски превращали его голос в жужжание. – Мне даже не разрешили тебя убить, потому что собралась длинная и блистательная очередь людей, которые желают внести вклад в твою кончину. Думаю, им придется устроить лотерею или тянуть соломинки ради удовольствия тебя препарировать.
Сенлин пожал плечами почти застенчиво, словно его приятно удивило такое внимание.
– Возможно, вы могли бы провести аукцион. Я знаю, как коллекционеры любят аукционы. Разве есть более быстрый способ завысить цену работы бедного художника? – Сенлин уставился в дымчатые стеклянные линзы противогаза, словно мог увидеть за ними высокий лоб, по-женски гладкую кожу и бесцветные глаза. Сенлин хотел дать понять, что не боится Комиссара. – Мое преступление в том, что я вернул творение его создателю.
Звук, похожий на крик грача, вырвался из-под маски, а затем повторился еще три раза. Комиссар смеялся над ним. От смеха он согнулся пополам и запрокинул голову:
– Ты говоришь об ужасном любителе-горбуне! Этот шедевр написал не он.
– Конечно он. Картина была подписана. И я видел другие его работы. Его звали Огьер – или это нелепое совпадение?
– Он был самозванцем и фальсификатором; разумеется, он сказал тебе, что его зовут Огьер! – Комиссар был в хорошем настроении, упиваясь растерянностью Сенлина. – Я мог бы называться королем Рупертом Третьим при желании, но это не дало бы мне права на царство. Картине, которую ты украл, почти сто лет. А Огьеру было сколько, сорок?
– Так почему же он попросил меня украсть ее? – спросил Сенлин, чья уверенность теперь превращалась в недоумение.
– Ах, – ответил Комиссар, приближаясь. Он похлопал Сенлина по груди, словно старого коня. Поскольку уверенность Сенлина пошатнулась, он больше не мог воображать себе скрытое лицо Паунда. Он видел в линзах противогаза лишь собственное двойное отражение размером не больше портрета в медальоне. – Вот в чем вопрос: почему он попросил тебя ее украсть? И почему не сохранил? Почему отдал тебе?
Сенлин вновь обрел самообладание.
– Спросили бы у него.
Комиссар отступил:
– О, я хотел, пусть даже хорошо представляю себе, что он мог бы ответить. Нашей вражде много лет. И все же я с удовольствием поболтал бы с художником, но вы же знаете, как оно бывает, мистер Сенлин. Иногда сокольничий не может помешать соколу разорвать зайца. – Комиссар кивнул на Красную Руку, который вышел из снежной пелены.
Красная Рука нес под мышкой ящик Сенлина. Он поставил находку у ног Комиссара с большой осторожностью:
– Это было в центре внимания: я нашел там круг следов и тело.
– Открой, – сказал Комиссар.
Сенлина сбило с толку заявление, что Огьер оказался мошенником, но на его обдумывание не было времени. Все помыслы бывшего капитана порта занимали ящик-ловушка и стоящий над ним Красная Рука.
Красная Рука, едва ли нуждаясь в инструментах, чтобы снять прибитую крышку, аккуратно ее оторвал. Под крышкой обнаружился слой упаковочной соломы, и он в ней рылся, пока не показался край холста. Красная Рука трудился, а над соломой подымались облачка белого порошка. Порошок кружился в воздухе, смешиваясь со снегом. Никто не заметил его, кроме Сенлина, который знал, куда смотреть. Он пересыпал солому таким количеством белого крома, что его хватило бы на сотню человек. Он задержал дыхание.
Красная Рука вытащил картину и развернул лицом к Комиссару. Паунд завопил надтреснутым от гнева голосом:
– Это еще что?
Он схватил картину и сунул Сенлину в лицо. Сенлин, решив, что его сейчас ударят, ахнул. В носовых пазухах тотчас же расцвело знакомое покалывание и побежало по горлу. Он съежился. Он намеревался использовать крошку в качестве крайней меры для атаки на чувства и способности противника. В его планы, конечно, не входило самому попасть под воздействие мощного наркотика.
Не успел Комиссар продолжить допрос Сенлина, как Красная Рука вдруг отпрянул с диким фырканьем, испугав всех.
– Кто здесь? – крикнул он и остекленевшими глазами стал выслеживать невидимых призраков.
Он дернулся и замахнулся
