Он замахнулся тяжелым аэрожезлом и ударил Адама под колени. Молодой человек, застигнутый врасплох, рухнул как подкошенный и растянулся на полу за кулисами. Неловко перекатившись к ногам Сенлина, он посмотрел снизу вверх с потрясением человека, которого предали. Сенлин дернул подбородком в сторону служебной двери и сказал спокойно и безжалостно:
– Борей, заводи фургон.
Адам встал, собрался с силами и пошел к двери, прихрамывая; он все время поглядывал на Сенлина, и его первоначальное удивление быстро переросло в гнев. Капитан порта мог лишь надеяться, что юноша простит его.
Родион, прищурив глаза, созерцал Сенлина с таким видом, словно у того вдруг выросли рога.
– Смотри-ка, у книжного червя все-таки есть хребет, – пробормотал он, а потом, расправив плечи, спросил: – Зачем ты сюда явился? Нет, серьезно – зачем?
– Финн попросил меня разнюхать что да как. – Ложь прозвучала небрежно, словно Сенлину наскучило притворяться, скрывая очевидный факт. – Он сомневается, что получает всю долю от продажи билетов, поэтому попросил меня сосчитать зрителей по головам. Сам-то балду пинает вместе со своей слоноподобной бабой. – Это была бравада, разумеется, но долгие годы наблюдения за спортивной площадкой научили Сенлина, что иногда лучший способ сбить спесь с хулигана – ударить себя в грудь. – Скажи мне свои цифры, и я их ему передам.
– Сто тридцать шесть, – ответил Родион. – Я не верю в великодушие и братские чувства. Так что валяй, скажи, зачем ты избавляешь меня от неприятностей.
– Голл в достаточной степени параноик и без подтвержденных подозрений. Если он найдет хоть одну дыру в кошельке, примется искать остальные, а мне такое не нужно. – Он стукнул аэрожезлом по полу в подтверждение слов, и из-под полой сцены ответило гулкое эхо. Сенлин повернулся к выходу, а потом, словно вдохновившись назойливой мыслью, снова обратился к сутенеру: – Как по мне, девушка стоит по меньшей мере тридцать мин. Такое впечатляющее создание!
Это был слабый стимул, но, возможно, его хватит, чтобы распалить жадность сутенера и купить им немного времени для планирования. Если раньше у Сенлина и были какие-то вопросы, теперь их не осталось: он сделает все возможное, чтобы помочь Волете сбежать от хама с черным сердцем.
Адам не рассердился. Он совсем пал духом, что было намного хуже. Сенлин надеялся, что юноша просто отомстит ему ударом за удар. Но Борей сидел, ссутулившись, в кабине автофургона, его единственный глаз глядел рассеянно, а руки бездумно разминали ногу. Сенлин извинился за удар, и Адам ответил лишь тем, что перестал массировать больное место.
– Он бы тебя застрелил. – Сенлину пришлось кричать, чтобы его можно было услышать сквозь стук поршней.
Обдумывая это, Адам сначала кивнул, затем тряхнул головой и наконец с жалким видом пожал плечами. Казалось, юноша на грани срыва.
– Ему не удалось ее сломить. Ты видел. Она неукротима, – сказал он с подавленной гордостью.
Неожиданно в решетчатом куполе над городом вспыхнула исступленная молния, вынудив их прервать разговор. Шипастый свет пронзил туман и испепелил множество мотыльков и летучих мышей. Когда миниатюрная гроза закончилась, Адам продолжил с новой силой:
– Я несу ответственность за то, чтобы она оставалась несломленной. Я несу ответственность. Я должен что-то сделать…
Сенлину так хотелось ответить, раздуть искру откровения Адама, но он тревожился, что этим лишь подорвет уверенность юноши. Поэтому вместо лекций он признался в собственной неудаче.
– В Купальнях я попробовал быть терпеливым. У меня были метод и график, которых я держался неделями. Я ожидал справедливого результата, надеялся, что башня вознаградит мою самодисциплину… чудесным воссоединением. – Он издал гортанный звук, выражая отвращение. – Если бы я еще какое-то время соблюдал свое расписание и следовал обещанию, я бы сейчас был ходом. У меня нет никаких сомнений. И я бы потерял Марию навсегда.
– Что же ты сделал? – спросил Адам.
– Я обокрал Комиссара. Нет, сперва я придумал план, потом внедрился, далее подольстился, затем проявил коварство – и после этого ограбил Комиссара. – Слабая, но довольная улыбка озарила его лицо. – О, если бы Финн Голл знал, какой бардак я оставил за собой… Уверен, в Купальнях за мою голову назначена награда; возможно, Комиссар готов заплатить за меня маленькое состояние. Я кое-что у него забрал и не сомневаюсь, он хотел бы это вернуть. – Он распознал в своем голосе хвастливые нотки и закашлялся, чтобы скрыть досаду. Надо было направить разговор к изначальной цели. – Я хочу сказать, иногда нужно идти на обдуманный риск, Адам. Мы не можем ожидать справедливости от башни или уважения от власть имущих.
– Обдуманный риск… – Адам нахмурился и вцепился в руль так, что обескровленные костяшки побелели. – У тебя есть план?
– Он все еще формируется, но я знаю, какие кусочки головоломки нам потребуются.
– Что ж, для начала сойдет. И что же нам нужно?
Сенлин загибал пальцы:
– Корабль, команда и ветер.
Адам выпрямился на сиденье, когда до него дошла несуразность списка.
– Я-то надеялся, ты скажешь, что нам нужен кусок веревки и колбаса… – пробормотал он и поскреб жалкую щетину, отросшую за три дня. – Корабль, команда и ветер, ммм? Для такого нужно все как следует рассчитать. А что насчет капитана? Нам понадобится один из этих типов.
Сенлин рассмеялся:
– Давай не будем забегать вперед.
Глава девятая
Среди старых гроссбухов на полках моего кабинета – дюжина словарей с изъянами, несколько учебников по основам аэронавтики, которые я тщательно изучил и лучшие присвоил, и по крайней мере тридцать уникальных и бесполезных путеводителей по башне. Когда я их читаю, мне хочется кричать: «Нарисуйте мне карту! Покажите мне путь!» Но все, что авторы делают, – это описывают собственные следы и рассказывают о своей обуви, которая всегда самая лучшая, единственно годная обувь.
Т. Сенлин. Башня для всех, муки для одногоБыстрым действиям помешало чувство долга, которое внезапно захватило Сенлина, Адама и весь порт. Баржи и паромы заходили в доки с такой быстротой, что Сенлину казалось, будто он тонет в ящиках с ромом, торгующихся капитанах и женщинах с глазами как блюдца, чья дорога вела в будуары. Портовые работники, чьи смены длились по двадцать часов и больше, могли бы взбунтоваться, останься у них хоть какие-то силы. Сенлину пришлось забросить бухучет, чтобы помочь на станции взвешивания; весы приходилось загружать и разгружать со скоростью катапульты, обстреливающей осажденный город. Это было безумие, но налаженный Сенлином порядок каким-то образом выдержал: ни одному кораблю не отказали в приеме, никто не скрылся, присвоив ценности; ничто скоропортящееся не испортилось. Автофургоны перегревались, но не взрывались, и после трех дней бурной деятельности порт снова успокоился.
Сенлин отменил вечернее
