Наткнулись на Трамбуллов и Роджерсов. Они нас отвели в чудесное бистро, где сейчас играет Клайд Пиппин. Я так заскучала по мелодиям старого «Ки-клуба». Люблю этого человека. Том такой забавный, делает вид, что у него важные переговоры. Сказал, будто он крутой сенатор с Сатурна. Сказал, что он тут для расследования. Всех до смерти напугал. Смешно, правда? Думала, помру со смеху. Дальше на Бетельгейзе.
Неизбежные противоречия конфликтующих культур вылились в Великую галактическую войну. Бетельгейзе обанкротилась и, пребывая в отчаянном положении, предприняла дорогостоящий сомнительный эксперимент. Правительство свергли и установили деспотический однопартийный режим во главе с экономическим диктатором.
Артур Раскобер, «Космическая политэкономия»23 июля. Бетельгейзе. Остановились в «Эксельсиоре». Тут все говорят по-английски, так что никаких проблем. Не поняла, откуда разговоры про всеобщие бедность и дефицит. Ничего подобного. Кормежка чудесная. Мороженое, масло, яйца, все что пожелаешь, есть в гостинице. Все эти разговоры про несчастья – чухня. Все официанты, горничные и остальные выглядят веселыми и улыбаются. А самолеты «Мадинны» летают по строгому расписанию.
Сходила к той чудесной парикмахерше, которую мне Линда посоветовала. Набрала мужества в охапку и обрезала волосы. Шик-блеск, но боялась Тому показаться. Когда он наконец увидел, пришел в ярость! Сказал, я похожа на чертову иностранку. Ничего страшного, привыкнет.
Наткнулись на Трамбуллов и Роджерсов. Они нас отвели в чудесное бистро, где сейчас играет Клайд Пиппин. Люблю этого человека! Провела в поездке два месяца и наконец почувствовала себя достаточно космополитичной, чтобы к нему подойти. Я бы раньше ни за что на такое не осмелилась. А сейчас я такая элегантная, такая няшка! Сказала: «Мистер Пиппин, я двадцать лет вами восторгаюсь, с самого детства». Он: «Спасибо, солнышко». Я: «Всегда восхищалась тем, как вы исполняете Крону». Он: «Нет-нет, это Чарли Хойт. Я никогда ее не пою, солнышко». Я: «Ну, я же никогда не спрашивала автограф у Чарли Хойта, а сейчас прошу у вас». Я перемудрила, наверное.
Завтра улетаем в Андромеду. Я в предвкушении. Сливки на тортике всей поездки.
Вероятно, самым потрясающим случаем за всю историю космических исследований стало открытие того факта, что путешествие во времени уже известно в Андромеде. Ограниченное использование технологии ученым, историкам и студентам разрешено с 2754 г.
Старк Робинсон, «Исследования времени»1 августа. Андромеда. Остановились в «Эксельсиоре». Тут все божественно говорят по-английски. Мы с Томом вооружились рекомендательными письмами от Торговой палаты, НАП, сенатора Уилкинса и Джо Кейтса, у которого племянник фактически всем Госдепом рулит. Мы хотели путешествие во времени. Они сказали – нет, туристам нельзя. Слишком дорого, только для научных исследований. Том в итоге их нагнул, кое-где сблефовал, кое-кому пригрозил. Они согласились. С этими яйцеголовыми нянчиться не стоит.
Том выбрал 5 сентября 1665-го в Лондоне. Я: «Почему?» Том: «Это день Великого Пожара, уничтожившего Лондон. Я всегда мечтал. Всегда хотел его посмотреть». Я: «Не будь ребенком. Огонь везде одинаковый. Лучше одежды Марии-Антуанетты посмотрим». Том: «Нет. Это моя заслуга. Поэтому будем смотреть то, что я захочу». Эгоистичная скотина! Пришлось обменять доллары на деньги семнадцатого века. Пришлось переодеться в одежду семнадцатого века. Думаю, ее даже не стирали. Я чуть не отказалась. Я как чувствовала. Огонь везде одинаковый. Но мы там купили божественное серебро, китайский фарфор и десять наборов божественной посуды. И чайный сервиз! В кои-то веки Тому не о чем ныть. Он себе купил шесть мечей и шлем для украшения гостиной. Самое забавное, что мы едва понимали местных. Они в 1665-м своего родного английского еще толком не выучили. На следующей неделе домой.
Сверхсветовые перемещения создают во Вселенной физический парадокс. Хотя путешественник осознает интервал времени, потраченного на перемещение звездолета (субъективная хронология), в действительности перемещается он так стремительно, что для внешнего мира времени словно бы и не проходит вовсе (объективная хронология). Другими словами, если космический корабль покидает Андромеду 1 августа и направляется к Земле, то и прибывает 1 августа. Для Вселенной не прошло ни мгновения. А вот на борту корабля, странствующего со сверхсветовой скоростью, пройдет семь дней.
Оливер Нельсон, «Парадоксы космических путешествий»20 августа. Мы дома. Хотя в этом дневнике стоит дата 20 августа, на Земле в действительности 14 июня. Никак не могу привыкнуть к СХ и ОХ. По нашему счету три месяца прошло, а на Земле всего 14 дней. Ненавижу. Такое чувство, что вовсе из дома и не улетала.
Раздарили все привезенные подарки. Линда совершенно невыносимая. Настаивает, что заказывала у меня на Каллисто пеньюар шокирующего розового цвета, а не ляпис-лазурного. Это чушь собачья, она сама это знает. К ее волосам «шокирующий розовый» не подходит. Том в ярости. Забыл снять заглушку с объектива, когда фотографировал Великий Пожар. Все снимки пустые. Никто не верит, что он всех нагнул и заставил себя послать в прошлое.
Трамбуллы и Роджерсы нам отзвонились. Приглашают посидеть и выпить за возвращение. Предложили новый «Колони-клуб». Там Клайд Пиппин, чудесно. Страсть как хочется пойти, но пришлось отказаться. Слишком устала. Вселенная – классное местечко для турпоездки, но я бы сдурела там жить постоянно.
Убийственный Фаренгейт
Он не знает, кто из нас я в эти дни, но они знают одно. Ты должен быть самим собой, жить своей жизнью и умереть своей смертью.
Рисовые поля на Парагоне-3 тянутся на сотни миль, как бесконечная шахматная доска, коричневато-синяя мозаика под огненно-рыжим небом. По вечерам, словно дым, наплывают облака, шуршит и шепчет рис.
Длинная цепочка людей растянулась по рисовым полям в тот вечер, когда мы улетали с Парагона. Люди были напряжены, молчаливы, вооружены – ряд мрачных силуэтов под курящимся небом. У каждого был передатчик, на руке мерцал видеоэкран. Они изредка переговаривались, обращаясь сразу ко всем.
– Здесь ничего.
– Где здесь?
– Поля Джексона.
– Вы слишком уклонились на запад.
– Кто-нибудь проверил участок Гилсона?
– Да. Ничего.
– Она не могла зайти так далеко.
– Думаете, она жива?
Так, изредка перебрасываясь фразами, мрачная линия медленно перемещалась к багрово-дымному солнцу на закате. Шаг за шагом, час за часом шли они. Цепочка выглядела рядом дрожащих бриллиантов, светящихся в темноте.
– Здесь чисто.
– Ничего здесь.
– Ничего.
– Участок Аллена?
– Проверяем.
– Может, мы ее пропустили?
– Придется возвращаться.
– У Аллена нет.
– Черт побери! Мы должны найти ее!
– Мы ее найдем.
– Вот она! Сектор семь.
Линия замерла. Бриллианты вмерзли в черную жару ночи.
Экраны показывали маленькую нагую фигурку, лежащую в грязной луже на поле. Рядом был столб с именем владельца участка: Вандельер. Огни цепочки превратились
