Констанс вышла из-за последней линии дюн, обогнула полузасыпанный песчаный забор и очутилась на берегу. Прилив был грандиозен, массивные гребни волн разрушались далеко от берега и накатывали на него линией бурлящей воды, где разбивались во второй раз и с рокотом катились дальше, до самого подножия дюн. До приезда в Эксмут Констанс никогда не видела такого сердитого океана, и, поскольку плавать она почти не умела, это зрелище тревожило ее. Ей теперь было нетрудно представить, как подобный шторм может за очень короткое время разнести пароход в щепки. Луч ее фонарика едва проникал в темноту на десять футов.
Она оглянулась. Эксмутский маяк был едва виден, он устойчиво мигал, несмотря на отключение электричества. Констанс вспомнила старые карты, которые изучала в Историческом обществе. Руины Олдема должны находиться где-то рядом. И в самом деле, пройдя еще немного на юг, она вскоре заметила верхушки свай, торчащие из песка в том месте, где берег поворачивал в устье, формирующее конец Кроу-Айленда и бывшую Олдемскую гавань. Еще несколько минут – и она очутилась у гранитного волнолома из огромных блоков, когда-то защищавшего вход в гавань.
Констанс обогнула волнолом и направилась внутрь острова. Дюны уступили место твердой земле, низкорослым соснам и чахлым дубам. Здесь повсюду виднелись фундаменты домов – выложенные гранитом подвальные ямы, заваленные дубовыми листьями и наносным песком. Определить, где проходила единственная улица городка, оказалось легко: на это указывали подвалы по обеим ее сторонам, а также попадавшиеся изредка полусгнившие деревянные балки.
На карте Олдема, которую Констанс изучала в Историческом обществе, была обозначена одна-единственная церковь, которая стояла в дальнем конце городка, в разветвлении улицы, чтобы ее могли видеть по всему городу, – традиционная новоанглийская планировка. Констанс убедилась в точности карты, когда, пройдя по давно заброшенной дороге, увидела в конце ее более глубокий фундамент большого размера, находившийся в несколько лучшем состоянии, чем другие руины, и тоже сложенный из гранитных блоков, обтесанных вручную и поставленных один на другой. Каменная лестница вела вниз, в то, что осталось от подвала.
Стоя наверху лестницы, Констанс посмотрела вниз. Там не было ничего, кроме песка и щебня. Что она ожидала найти здесь? Ее поразила бессмысленность собственного плана. Несмотря на отдаленность и запустение, эти руины наверняка посещались бродягами и другим народом на протяжении десятилетий с тех пор, как старый Олдем был покинут. Что она могла тут найти, тем более толком не зная, что искать?
Ее снова охватили унижение, разочарование и злость. Отбросив сомнения, Констанс спустилась по гранитным ступеням в открытый подвал. Здесь, под крышей, ветра не чувствовалось. Она посветила фонариком. Подвал был примерно тридцать на сорок футов, центральная каменная структура поддерживала остатки двух печей на первом этаже. Эти печи, сложенные из камней, скрепленных известковым раствором, почти развалились, остатки трубы торчали, как полый пенек. Деревянная часть церкви практически исчезла, только кое-где лежали поеденные червем балки, ставшие мягкими, как труха. В углах и у задней стороны центральной печной трубы скопились груды дубовых листьев. Вдоль северной каменной стены образовались густые заросли восковницы, а внизу у стены валялось большое грязное гниющее полотнище, похожее на старую парусину.
Констанс завершила обход подвала. Если этот город и скрывал какую-то темную тайну, то она, вероятно, должна была находиться здесь, в церкви. Но что это за тайна? Констанс поворошила листья в разных местах, но всюду обнаруживалось только битое стекло, ржавые гвозди и осколки глиняной посуды. Ветер усилился, и она переместилась под укрытие одной из стен. Парусина, на которую она обратила внимание, лежала в засохших сорняках. Констанс ухватила ее за один конец и потащила на себя. Почувствовав дурной запах, словно исходящий от мертвого животного, она инстинктивно уронила парусину. Подумала, ухватила ее снова и на сей раз оттащила от стены. Вонь опять усилилась. Констанс включила фонарик и обнаружила в камнях задней стены небольшую металлическую плиту площадью около четырех футов. За плитой, похоже, находилась ниша. Вонь теперь стояла ужасная, но никакого мертвого животного здесь не было – на самом деле запах шел откуда-то из-за стены.
Дыша ртом, Констанс опустилась на колени и пригляделась к плите. Она была ржавая, но не до такой степени, как должна была бы заржаветь. Все это напоминало вход в подвал. Пластина висела на петлях, которые были смазаны и находились в подозрительно рабочем состоянии.
У нее сильнее забилось сердце. За пластиной, несомненно, что-то скрывалось.
Констанс прошлась лучом фонарика вокруг себя, проверила, на месте ли ее стилет, спрятанный в складках платья. Потом тихо и осторожно подняла металлическую плиту – та легко двигалась на петлях – и обнаружила не подвал, а низкий туннель с нисходящей каменной лестницей. Снизу ей ударил в нос жуткий запах: смесь фекалий, мочи и гниющего мяса. Она нырнула в отверстие и начала спускаться в темноту.
Внизу Констанс остановилась и прислушалась. Бушевавший наверху шторм сюда почти не доносился, она слышала впереди лишь слабые, прерывистые звуки, похожие на детский плач.
45
Гэвин сидел в задней комнате полицейского участка, мрачно глядя на шахматную доску. Шеф опять одерживал победу, и Гэвина задевало, что человек, интеллектуально уступающий ему во всем, превосходит его в шашках. Как это удается Мурдоку? Наверное, он прочитал какую-то книгу и научился дешевым трюкам, как те парни, которые играли в десятисекундные шахматы на деньги в Центральном парке Бостона.
Наконец Гэвин сделал ход.
– Дамка, – сказал шеф и своими пухлыми пальцами поставил шашку в последний ряд.
Гэвин с плохо скрываемым раздражением поставил на шашку шефа еще одну. Он проигрывал и эту партию.
Настроение у него ухудшилось еще и потому, что шеф, несносный даже в лучшие свои времена, надулся, как жаба, после сегодняшнего триумфа, когда он фактически приписал себе все заслуги в расследовании дела, тогда как всю работу проделали Пендергаст и Констанс Грин. Гэвин не мог понять, почему Пендергаст стоял в стороне во время пресс-конференции, слушая, как шеф монополизирует славу. По крайней мере, подумал он, дело раскрыто. У него не выходил из головы вид двух мертвых тел, бесстыдно изрезанных Тайбейнскими надписями, и он испытал огромное облегчение, узнав, что все это было делом рук Данвуди, братьев-недоумков, которые таким образом пытались отвлечь внимание от своих преступных деяний. Все было так, как он говорил с самого начала: эти
