– Напротив. У меня в этом вопросе выбора нет, а вот у тебя – очень даже.
– Чего ты хочешь?
Потянувшись, он скользнул пальцами по моим волосам.
– Несколько прядей твоих волос.
В Бхарате некоторые придворные на время путешествий наматывали на запястья волосы своих жен. То был знак любви и веры. Попытка сохранить связь с любимым человеком, даже если это всего лишь браслет из локонов.
– Ты позволишь? – спросил Амар.
Я кивнула. Небольшим кинжалом он ловко срезал пару прядей и, быстро скрутив их, надел на запястье. Там же виднелся еще один браслет, которого я прежде не замечала. Простой ремешок из черной кожи, завязанный элегантным узлом.
– Спасибо, – поблагодарил Амар, прикрывая второй браслет рукавом.
Я постаралась ответить легко и непринужденно:
– Пустяк.
– И все же я за этот пустяк отдал бы что угодно. – В голосе его не было насмешки, лишь странная прямота, будто Амар за всю жизнь не говорил ничего искреннее.
– Значит, мое добровольное согласие должно принести тебе облегчение.
– Изумление, – пробормотал он, все еще разглядывая скрученные локоны. Затем поднял глаза на меня, и сердце в груди затрепетало. – Не облегчение. Облегчение испытываешь, когда хочешь, чтобы что-то прекратилось.
Между нами вспыхнул и тут же исчез крошечный огонек.
– Что это?
Амар проследил за моим взглядом.
– Желания.
Я округлила глаза:
– Огоньки исполняют желания?
– Увы, нет. Это уже загаданные желания.
– О чем они?
– Или о ком?
– Это еще одна тайна, которую скрывает от меня луна?
– Нет, – усмехнулся Амар. – Эту тайну от тебя скрываю я.
– Почему ты не хочешь рассказать?
– Потому что тогда пропадет все веселье.
Я закатила глаза и отвернулась, но он поймал меня за запястье.
– Разве ты не хочешь знать, что я загадал?
По щеке скользнуло теплое дыхание.
– Нет.
Я не могла отвести взгляд от мерцающих огоньков. Как же их было много. И почему Амар сказал «о ком», когда речь зашла о его желаниях?
– Я не выношу обмана.
– Тогда перестань себе льстить.
Он рассмеялся и отпустил меня.
– Я скажу, чего пожелал, если ты меня поцелуешь.
Я повернулась к нему:
– Ты можешь солгать, даже если я соглашусь. Как потом доказать, загадывал ли ты то, о чем расскажешь?
– Как всегда умна, – улыбнулся Амар.
– Или просто не хочу тебя целовать.
– Опять врешь, – хмыкнул он.
Затем вытянул руку, и на ладони его заплясала пригоршня огней.
– Поцелуй меня и поймешь, что я говорю правду.
Он наклонился, огоньки озарили смуглое лицо. В их сиянии оно казалось пропитанным медом. Но я не собиралась так легко сдаваться и, быстро ткнувшись губами в теплую щеку, отступила. Амар, так и не распрямившись, на миг округлил глаза, а потом вдруг расхохотался.
– Глупый оптимизм.
Я пропустила слова мимо ушей.
– Ну и что там с желаниями?
– Сама смотри. – Он раскрыл ладонь.
Уже пустую. Целая треть огней вокруг нас погасла. Я вглядывалась в темноту, ожидая, когда они вспыхнуть вновь, но напрасно.
– Исполнившись, желание исчезает навсегда.
– И вот это ты загадал? – недоверчиво спросила я. – Поцелуй в щеку?
– Нет.
– Что тогда?
– Это. – Амар указал на разделяющее нас пространство. – Шанс быть рядом с тобой.
Мы молча смотрели друг на друга. Между нами зарождалось нечто новое. Хрупкое, неуклюжее. Я не знала, что делать. Ничто из подслушанного в святилище Бхараты не научило меня такому. Ничто из увиденного в гареме не подготовило меня к подобным чувствам. Они мощным потоком гремели на глубине, сложные, опасные. Я не могла так легко от них избавиться… да и не хотела.
– Майя, я… – начал Амар, но его прервал другой голос.
В арке дверного проема, скорчив извиняющуюся гримасу, стоял Гупта.
– Я сдерживал его, сколько мог.
Амар отступил, лицо его закаменело.
– Я буду через минуту. Отведи ее обратно в комнату.
В живот словно вонзился осколок льда – напоминанием, что лучше подавлять свои чувства и держаться подальше от Амара.
– Прости, – сказал он.
Но в глаза мне не посмотрел. И ушел прежде, чем я успела открыть рот.
* * *Той ночью я мечтала провалиться в спокойный сон без сновидений, но без конца вскакивала. Стоило задремать, как я оказывалась в серой, искаженной версии стеклянного сада, и ко мне поворачивался монстр с пятью размытыми лицами:
– Ты в своем саду ничего странного не заметила?
Из каждого рта доносился отдельный голос. Кожа от страха похолодела. Я могла бы сказать о множестве странностей, не последней из которых стало ожившее многоликое чудище в моем сне, но держала рот на замке. Монстр не отводил от меня расколотого лица.
– В этом дворце нет ничего живого, да?
13. Комната, полная звезд
Проснулась я резко. В голове огнем полыхали слова из кошмара. Ведь и правда не было в мраморных залах Акарана ни единого цветка или деревца. Даже сад здешний создали из стекла. Вспомнился вдруг другой сад, на Ночном базаре, волшебный и, бесспорно, прекрасный. Но также опасный. Заманивающий в свои сети. Я видела не только сияющую будто звезды суглинистую почву с разноцветными деревьями и драгоценными фруктами. Что-то шевелилось в липком мраке среди ветвей.
Снаружи послышалось какое-то движение, и я закрыла глаза, притворяясь спящей. Кровать просела, когда рядом опустился Амар. Скользнул по моей щеке кончиками теплых пальцев, смахивая со лба волосы, отчего вдоль спины промчались колкие искорки. Слегка коснулся губами виска.
– Скоро, джаани.
Я дождалась, когда шаги его стихнут в коридоре, и только потом открыла глаза. Без Амара в комнате будто похолодало. Я потянулась к лицу, стараясь не размазать по коже след его губ. Он назвал меня «джаани» – «моя жизнь». Я уставилась на закрытую дверь. Там, где Амар коснулся меня, кожа стала гладкой, освященной словами, что так и повисли в воздухе. «Джаани, джаани, джаани». Хотелось, чтобы он вновь это произнес. Хотелось, чтобы прошептал это слово у самого уха, у шеи… у моих губ.
В память вдруг хлынули остатки минувшего сна, прогоняя тепло.
Не только магии мне стоило опасаться.
Как и вчера, когда я вернулась после умывания, кровать была застелена, и на покрывале лежало новое сари. На сей раз насыщенно-янтарное, усыпанное топазами и крошечными зеркалами, так что при каждом движении цвета переливались, будто одалживая у солнца частичку сияния. Рядом ждал набор подходящих украшений.
Но мне по-прежнему претило надевать что-то, кроме маминого ожерелья. Мысли неизбежно обратились к Гаури. Кто теперь рассказывал ей сказки в темноте?
За дверью меня встретил Гупта. В воздухе разливалось напряжение. Словно кто-то зажал дворцу рот, заставил замолчать, мол, наблюдай… и жди. Едва шагнув из комнаты, я замерла. Мне что-то послышалось. Голос? Мое имя?
Тряхнув головой, я двинулась за книжником в обеденный зал по знакомому коридору. Сегодня мне не было дела до красот, отраженных в зеркалах, – взгляд мой не отрывался от мелькающих тут и там дверей. Где сейчас та, обугленная? Что с ней стало? Дворец постепенно наполнялся спутанными голосами.
Порой слова их были бессвязны, но вдруг до меня донеслась речь, звонкая и бурная, словно древний ручей:
Ты можешь держать его, только не
