И боевая часть – полцентнера взрывчатки. Он упадет рядом – «Избушка» тоже упадет.
– А если все-таки «Мейверик»? – задумался Леха вслух.
– Маловероятно.
Машина, тихо урча, топталась на месте: Рамона легонько шевелила джойстиками, привыкая к управлению.
– А с какой дальности он его пустит? – не унимался Леха. – Километров с двадцати?
– Исключено. В текущих условиях для ракеты типа «Мейверик» надежный захват цели размером с шагоход возможен приблизительно на шести километрах.
Теперь Леха занервничал всерьез. Плохая новость. Значит, сколько этому бродяге до нас, секунд пятнадцать? Успеем сбить? А если нет? А вдруг помехи не помогут? А не сумеем далеко отбежать? А он ка-ак бабахнет… И взрывной волной ка-ак толкнет «Избушку»… А она ка-ак рухнет… И мы вместе с ней. И даже если нам посчастливится не переломать себе все кости, машина-то уже не встанет…
Из своего угла Леха не мог нормально следить за мониторами, а Рамону от него закрыла высокая спинка кресла – он видел только ее левую руку на джойстике. Рука была красивая, но само положение дел начинало потихоньку бесить. Леху задвинули в угол не в переносном смысле, а в самом прямом; он совершенно не владел обстановкой и чувствовал себя беспомощным и бесполезным.
Как будто он станет полезнее, если что-то увидит!
Надо хотя бы показать, что совсем не испуган.
Лучше всего – пошутить. Чисто по-военному, мужественно и компетентно, с глубоким техническим подтекстом. Такой юмор для понимающих. Это мы можем. Это мы сейчас.
– Удивительно не то, что к нам летит А-10, – буркнул Леха. – Удивительно, что он летит!
– Это важная и своевременная информация, – сухо отозвалась Рамона.
Тьфу, блин. Кто бы мог подумать, что она так умеет. Сиди теперь, обтекай.
Леха тяжело вздохнул и огляделся в поисках очков. Совсем забыл про них. «Сейчас надену – и всё, что надо, увижу. И буду владеть-таки обстановкой. Или лучше не надо? А вдруг действительно испугаюсь?»
Тут-то его и напугали. В наушниках шлемофона раздался знакомый женский голос, тот самый, которым БИУС сообщает хреновые новости, и произнес одно слово.
– ЗАХВАТ!
Леха размазался по стенке и, кажется, издал какой-то звук, характерный для гражданского лица, осознавшего, что его занесло в неподходящее место в неподходящее время. Иначе вряд ли Рамона обратила бы на Леху внимание сейчас.
– Расслабься! – бросила она.
Расслабишься тут с вами. Это плохо получается, когда в тебя совсем недавно стреляли из танковых пушек. На свою беду, ты уже понял, что война – стихия, но еще не знаешь, как с ней бороться. Ты же не солдат. Ты тот самый гражданский, который – осознал. Поэтому борешься в основном с желанием бежать отсюда сломя голову.
Насколько же проще было, когда сам сидел за управлением. В кресле пилота некогда думать и бояться, надо реагировать на угрозы…
Леху выручили очки: он случайно наткнулся кончиками пальцев на знакомый ремешок и отвлекся. Ну конечно, вот они лежат. Надевать нет времени – хотя бы приложить к лицу.
Он схватил очки, и…
– Ушел, – сказала Рамона. – Я так и думала.
Леха медленно поднялся на ноги, точнее, вполз по стенке вверх.
А-10, обозначив захват цели ракетой, уходил по широкой дуге обратно в глубь своей территории. Не самая вежливая демонстрация силы, конечно, зато внушительная. И убедительная для тех, кто понимает. Вылет штурмовика – удовольствие недешевое, и раз вожди народа тсвана, или кукловоды, что дергают их за нитки, не пожадничали, значит, видеть нас за рекой они совершенно не хотят.
Удачно, что Рамона даже не подумала захватить штурмовик в ответ. «Светила» радаром и только. Умное решение. А я бы не догадался. Теперь-то, задним числом, ясно, почему она так сделала: пусть в Селеби-Пхикве думают про нас что угодно. Что нам, допустим, все ракеты повредили в бою. Или мы их сменяли на водку. Или просто не хотим и не будем драться, пока другая сторона не выстрелит.
Леха крепко вцепился в спинку кресла. Руки дрожали.
– Ты уверен, что тебе не нужен глоток бренди?
– И так хорошо, – прохрипел Леха пересохшим горлом. – Воды…
Ему и правда было хорошо. Стало хорошо. Только стыдно, что перетрусил. Сейчас, когда страх отступил, Леха сам не мог понять: чего он, собственно, боялся? Подумаешь, старое летучее корыто исполнило боевой заход, демонстративно наглый. Потому и наглый, что А-10 всего лишь обозначил намерения. Так не воюют штурмовики против зениток. Это был просто обмен любезностями: их задача – сунуть нам под нос «фак», а наша – не поддаться на провокацию. Все улыбаются и машут. Все понимают, что никакой А-10 даже в лучшие свои дни не полез бы на «Тунгуску» прямо в лоб. Только вдвоем, а лучше целым звеном, на бреющем, с разных направлений. Он же не дурак. У этого бородавочника, образно говоря, прописано в генетическом коде, что «Тунгуску» нарочно выдумали для укрощения таких, как он.
«Один я ничего не понял. Дал волю нервам, потерял способность думать – и ведь не в бою, а всего-то в обстановке, приближенной к боевой.
Наверное, я не создан для всего этого…»
Наверное, дело в том, что воевать – страшно. Отбивая внезапную атаку, даже рядовой маркетолог «Рособоронтеха» способен на подвиги: ты посади его в БШМ, покажи, где красная кнопка, и увидишь, что маркетологу сам черт не брат. Но если надо с холодной головой стоять и выжидать, пока на тебя надвигается опасность… Для такого нужны особенные маркетологи, специально обученные, с психикой командира противотанкового расчета.
Но ведь ты сейчас и есть командир. Тебе нельзя бояться. Рамона, со всей ее подготовкой и железной выдержкой, – тактик, а ты определяешь стратегию. От твоих решений зависит ваше будущее.
Выше нос, товарищ Филимонов, командир боевой машины.
Рамона передала бутылку, он сделал несколько экономных глотков. Мало ли, что будет дальше, воду надо беречь. Стоило бы закрыть люки и включить кондиционер, но… Тоже успеется. Есть вещи поважнее, чем твое самочувствие. Рамона вроде бы не страдает от духоты, а ты – потерпишь. Сначала запасем энергию. Леха сейчас прямо-таки физически чувствовал, как по медным нервам машины бежит живительный ток, заряжая аккумуляторы.
От двигателя на башню приходила довольно заметная вибрация, да и пыхтел-тарахтел он в подполье отнюдь не шепотом, но это совсем не раздражало, а наоборот, придавало уверенности. «Избушка» сейчас казалась живой, как никогда, полной сил, готовой защищать и служить.
Леха поймал себя на том, что очень рад за «Избушку». Она
