Так, хватит думать о грустном! Лучше лечь спать. Но прежде задам последний вопрос:
– Эйден, а почему ты здесь? Зачем устроился стражем в крепость вместо того, чтобы путешествовать по империи и Латории в поисках своей избранницы?
Логично же, что лучше потратить время на розыски, чем служить на задворках чужого королевства.
Фрост перевернулся на бок, лицом ко мне.
– В тридцать два для поисков поздно, шанс упущен. Я здесь, чтобы помочь вьюжанам пережить буран.
– О… – Слов подобрать не смогла, одни междометия.
– На какие районы Северных земель падет главный удар бурана, неизвестно, – сказал Фрост. – И наш кронпринц направил по кромешнику в каждую крепость-град, чтобы усилить защиту.
– Тоже инкогнито?
– Да, чтобы не сеять панику. С тех пор как угроза немертвых миновала, в помощи ордена особой нужды нет – КУМ готовит отличных специалистов.
Почему у меня такое ощущение, что он говорит и обо мне в том числе? Или же просто хочется так думать. Оказывается, я тщеславна.
Я слабо улыбнулась:
– Ректор Йохенссельский был бы рад услышать твое мнение.
Улыбка не сходила с лица, даже когда навалилась сонливость. День выдался тяжелым, сказывалось нервное напряжение.
Уплывая в дрему, задала уж точно последний вопрос, подброшенный неуемным любопытством:
– А почему отправили тебя, Эйден? Кромешника на грани?
Что была бестактна, осознала, когда слова сорвались с языка. Понятно, что Фрост предпочел промолчать. Завтра обязательно извинюсь.
Я перестала бороться со сном, и он незаметно утянул в свои ласковые объятия.
– Меня не отправляли.
Странный ответ. И мне, несомненно, померещился.
Девушка уснула, и он бесшумно потянулся за флаконом с успокаивающим зельем. Сделав большой глоток горького настоя, смог расслабиться.
В очередной раз Изольда поразила нестандартной реакцией на слова. Она предложила план по его спасению. Кто из знакомых незамужних женщин додумался до подобного? Ни одна не жаждала спасти кромешника, которому она не подходила, за исключением императрицы и жен принцев.
Изольда же удивила снова. Своей непредсказуемостью она постоянно держала в напряжении. Цепляла звонким, мелодичным голосом, неугомонным любопытством и дерзостью. Редкая латорийка не вздрагивала в присутствии темных, а Изольда видела в нем защитника, не подозревая, что тем самым пробуждает в нем чудовище.
Безумное в своей нелогичности, беспринципное, бесчестное чудовище. Чудовище, которое жаждало наложить лапу на то, что ему не принадлежало.
Волнующим ароматом волос, нежной сияющей кожей, стыдливым румянцем она сводила с ума. Хотелось запустить пальцы в серебристую косу, прижать хрупкую девушку к земле всем весом, чтобы точно не убежала… и поцеловать по-настоящему.
Целовать вечность. Забыться, утащить за собой… Утащить в пропасть? Зачем ей обреченный? А если он сорвется и сделает ей больно? В любом случае он сделает ей больно, если они сблизятся.
Клим был прав, признаки пробуждения он выдумал. Нет незнакомки. Просто он на шаг ближе к моменту, когда засыпают убеждения и оголяется суть. Все темное и первозданное, которое усилила Тьма.
В висках шало пульсировала кровь. Сердце грохотало в груди, постепенно успокаиваясь под действием зелья. Клим – талантливый целитель, один из немногих, кто умел готовить травяные настои, которые действовали и на кромешника.
Изольда вздохнула во сне, заставив его вздрогнуть. Какая же она красивая, его фиктивная жена… Жена. Его.
Остро захотелось прикоснуться к безмятежно спящей девушке. Самоконтроль трещал, зелье еще толком не подействовало, и Фрост потянулся к ножу. Воображение, освободившееся от пут принципов, рисовало дикие, разнузданные картины, которые могла перечеркнуть только сталь.
Нож порезал мозолистую ладонь, вызвав мимолетную боль. Но просветления Фрост все же добился. Вернув оружие на место, позволил тьме мгновенно затянуть рану.
Пора признаться: он желает свою фиктивную жену. Но страсть только все осложнит и не нужна ни ему, ни ей. Если он поддастся соблазну, нарушит свои жизненные принципы.
Нет, он не имел права прикасаться к ней – остатки совести не позволяли сломать девчонке судьбу.
Не важны его желания, Изольда не для него – Тьма ее не признала.
Девушка застонала и, перевернувшись на бок, закинула ему на грудь руку.
Фрост перестал дышать. Секунды тянулись бессердечно долго, напоминая утонченную пытку.
Когда дыхание спящей выровнялось, он осторожно убрал ее изящную руку.
– Не уходи! – простонала Изольда, и он дернулся.
Девичья рука вновь вольготно устроилась на мужской груди.
Мука… тонкие пальцы смяли ткань его безрукавки.
Широко распахнув залитые чернотой глаза, одними губами спросил:
– Ты издеваешься, да?
Тьма не ответила.
Новый жалобный стон – и, не просыпаясь, девушка подалась к нему, закидывая ногу на его напряженные бедра.
Сейчас бы стаю волколаков – он порвал бы их голыми руками, без магии. Или пару-тройку вековых дубов, которые нужно срубить…
Фрост стиснул зубы. Покровительница однозначно глумилась, испытывая волю. Он железным не был – и медленно, до последнего сражаясь с запретным желанием, опустил ладонь на девичью спину. Всего лишь прикосновение, легкое и невинное… только бы не сорваться.
Шумно дохнув ему в голое плечо, Изольда прошептала:
– Не уходи…
Она продолжала звать его во сне. Стоило откликнуться?
– Не уходи, пап…
Папа? Новый возглас сквозь сон остудил его пыл, как неожиданное падение в полынью.
И все же руку Фрост не убрал.
Жарко. Неудобно. Твердо…
Я открыла глаза и в голубом свете «стрекозы» увидела белую ткань, в которую утыкалась носом. Сонливость вмиг слетела, когда поняла ужасное: я лежала на Фросте! Одна его рука покоилась у меня на спине, не позволяя скатиться, не разбудив.
Сердце застучало быстрее. И как я залезла на кромешника? Позорище! Если он сейчас проснется, решит, что я его домогаюсь!
Стараясь дышать ровно, попыталась выбраться из своеобразной ловушки. Упершись одной рукой и пальцами ноги в нашу жесткую лежанку, попробовала скользнуть в сторону.
Не тут-то было! Тяжелая ладонь меня придержала, предотвращая побег.
Приподняв голову, с подозрением уставилась на безмятежное лицо мужчины. Нет, спит. Каменный монолит – вот как можно описать кромешника, настолько мускулистого, что он преспокойно спал, не ощущая неудобства из-за моего веса. Хотя нет, не весь он спал…
Щеки залил жар.
Чтобы не сгореть со стыда, напомнила себе, что это обыкновенная физиологическая реакция, о которой я не только читала в учебниках, слышала от подружек, но и нечаянно видела во время практики. Мужчины есть бестактные и бестолковые, не думают щадить нежное восприятие юных адепток и любят купаться в озерах нагишом, а то и переодеваться без стеснения прямо возле костра. Нет, если у меня будет когда-нибудь дочь, я не разрешу ей поступать на боевой, там такого насмотрится…
Мысли ни о чем помогли справиться со смущением, и я продолжила рассматривать Фроста. Расслабленный и оттого обманчиво открытый, он нравился мне таким, и я залюбовалась татуировкой. Чем дольше смотрела, тем сильнее убеждалась, что это не тату – рисунок застывшей тьмы. Случайность? Какой-то знак отличия? Или метка, указывающая на опасность, ведь он все-таки на грани? У кромешников с моей практики таких тату не было.
Чеканные черты притягивали взгляд. Боги мои, как же мне нравились его острые скулы! Интересно, подбородок такой же? Или более мягкий и округлый? О! А может, на нем есть ямочка?
Мне никогда
