— Сильно сомневаюсь, что там действительно экстракт мелианской нареллы.
— Если верить этикетке, так и есть.
— Я не верю этикеткам.
— Да ты вообще ничему не веришь, — фыркнула Лэйс. Ой. Я вдруг поняла, что мысленно назвала подругу именем сестры, и решительно поднялась.
— Идем.
— Идем. — Она кивнула. — А то я уже начала думать, что мне силком придется тебя тащить.
В общем, да. От предстоящего у меня холодели ладони, а по телу пробегала мелкая дрожь. Если вчера или утром эта вечеринка еще казалась далекой и нереальной, то сейчас у меня сводило желудок, зубы и, вообще, сводило меня всю.
— Слушай, ну ты чего? — возмутилась Алетта, когда мы вышли из квартиры и направились к лестнице (лифт, как она сказала, поломался неделю назад, и теперь все жители семнадцатиэтажки в производственном районе занимались дополнительной физподготовкой два-три раза в день). — Не съест же он тебя! Ты, главное, к сладкому не переходи, пока не будешь уверена, что он серьезно на тебя запал. И поменьше характер показывай, улыбайся там… комплименты ему говори, парни это любят…
Я потерла стремительно холодеющие ладони друг о друга, застегнула куртку так резко, что чуть не прихватила кусочек платья. Подруга покосилась на меня.
— Ладно, хотя бы просто улыбайся. А вот когда он тебя поцелует…
— Я еще ни разу не целовалась.
— Что?!
— Я еще ни разу не целовалась, — повторила я и вцепилась в перила, как будто они могли мне помочь.
Алетта присвистнула:
— Подруга! Ты это, едховы почки, серьезно?
Наверное, я зря это сказала, поэтому отлепиться от перил получилось легко. И даже придать своему голосу привычные беззаботно-прохладные интонации.
— Более чем.
Не дожидаясь ответа, начинаю спускаться по лестнице. Алетта идет за мной. Ее каблуки звонко цокают по ступенькам, смешанные ароматы подъезда напоминают то о подгорелой лапше быстрого приготовления, то о чем-то, что остается за дверями уборной, а вместе это образует такую убийственную смесь, что у меня начинает кружиться голова и першит горло. Впрочем, скоро я понимаю почему: окна на лестнице распахнуты настежь, и, видимо, это те самые запахи, от которых слезятся глаза. «Мелианская нарелла» их дополняет идеально.
— Тьфу, — говорит Алетта, когда мы выходим на улицу, и прикрывает лицо надушенным шарфом. А потом добавляет: — Ну ты даешь.
У меня шарфа нет, поэтому приходится дышать тем, что есть, и, когда мы оказываемся на платформе, уносящей нас из вони Пятнадцатого промышленного, я с облегчением вздыхаю. Может, Пятнадцатый приморский и не самый благополучный, а если так подумать, еще и опасный, но, по крайней мере, там можно дышать полной грудью.
— Так это… он будет у тебя первым? — Подруга смотрит мне в глаза.
Я молчу.
— Ну, в общем, считай, что тебе повезло. Мой первый зажал меня на школьной вечеринке, на которой воняло немногим лучше, чем от них. — Мотнув головой в сторону дымящих труб, окутавших весь район смогом, она усмехается. — В общем-то, у него была довольно смазливая мордашка, поэтому я в итоге не устояла… — Алетта махнула рукой.
— Что это вообще такое? — пытаюсь я сменить тему.
Она непонимающе на меня смотрит.
— Я имею в виду, что за запах.
— А… это Ландорхорнский химкомбинат. Иногда нам везет, и ветер дует в другую сторону, а иногда как сегодня. У меня там папаша работает, — ухмыляется она. — Говорит, заходишь в цех и с ходу понимаешь, что там что-то сдохло. У них даже шутка такая есть: если кто-то сдохнет на рабочем месте, никто не заметит и через два дня.
Очень смешно, да.
— Собственно, мне повезло, что у меня есть мозги. — Она постучала себя по голове. — Поэтому я выберусь отсюда раньше, чем все это меня доконает. А может, если повезет, и еще раньше.
Алетта мне подмигнула. Не сразу, но до меня дошло.
— Так ты за этим собираешься на вечеринку?
— Нет, едх меня подери, за красивыми глазами друга твоего К’ярда. Думаешь, я не понимаю, что мне мало чего светит, если сидеть на попе ровно? Да даже если я выучусь, выше головы не прыгнешь, никто не посадит меня на руководящую должность. Но сестра говорила, что у них девчонка с работы спуталась с въерхом. Въерх довольно богатый, на руках ее носит, шмотье покупает, недавно эйрлат и квартиру в Четвертом подарил. Два дня в неделю он к ней ездит, все остальное время она сама себе предоставлена. Работать опять же не надо. В общем, как ни крути, одни плюсы.
Прежде чем я успеваю осознать сказанное, к нам подходит паренек. Ростом с меня, широченный в плечах. Его друг жмется у противоположного края платформы. Сразу видно, кто из них главный.
— Девчонки, куда это вы собрались такие красивые, а? — нахально интересуется он.
— Куда собрались, не твоего ума дело, — грубо отшивает Алетта.
Улыбка с лица парня тут же сбегает, уступив место раздражению. Впрочем, несмотря на позднее время, сегодня вечер перед выходными. Платформа основательно заполнена, и он, пробормотав себе под нас: «Надра», удаляется с высоко поднятой головой. Я смотрю ему вслед и думаю о том, что сказала Летта. Не на вечеринку. Она в Кэйпдор поступила исключительно за этим. И что самое смешное, я собираюсь действовать в точности так же.
— Опять киснешь? — спрашивает она, когда платформа останавливается в Четырнадцатом.
Здесь почище и дома повыше. Улицы шире, снимать здесь жилье могут себе позволить начальники смен или начинающие офисные сотрудники. Платформа снова трогается, я обращаю внимание, что те парни сошли.
— Не кисни, Вир. Понимаю, что рядом с К’ярдом нам надолго не удержаться, но тебе же надолго и не надо, правда?
Если бы можно было заткнуть уши, я бы заткнула, потому что каждое слово Летты раскаленным прутом вонзается в мысли. В мысли о том, что я собираюсь сделать.
— И даже с таким, как его дружок. Хорош, едхов красавчик! Но после того, как у тебя будет интрижка с К’ярдом, на тебя совсем по-другому посмотрят. Дело тебе говорю.
— Извини, мне сестра пишет, —
