– Да, – сказал Рулад. – Это правда. Постройте армии непрерывной линией за городом – ведь понятно, что им не хватит численности противостоять нам?
– Государь, – осмелился Трибан Гнол, – возможно, лучше было бы пойти дальше. На запад. И тогда мы сможем, в случае необходимости, подтянуть резервы к возможному прорыву. Иначе говоря – две линии обороны.
– Да, – согласился Рулад, – разумная тактика. Как далеко малазанцы? Сколько у нас времени?
– Несколько недель, – ответил Трибан Гнол.
– Хорошо. Это хорошо. Так и сделаем. Вместе, как ты сказал. Седа! Ты и твои к’риснан подчиняетесь канцлеру…
– Государь, но он не армейский командир…
– Молчать! Ты слышал мою волю, Ханнан Мосаг. Возрази мне еще раз, и я прикажу тебя отмолотить.
Ханнан Мосаг не испугался угрозы. Да и с чего – с его и так искалеченным телом? Седе, колдуну-королю, безусловно, была знакома агония; и порой смертельная магия, текущая в нем, словно превращала боль в экстаз, и в глазах Ханнана Мосага загорался огонь.
Триан Гнол обратился к императору:
– Государь, мы защитим вас. – Он расчетливо помедлил, затем чуть поднял руку, словно охваченный внезапной мыслью. – Император, я вот что подумал: возможно, стоит начать поединки? В ближайшее время? Присутствие претендентов отвлекает и раздражает мою охрану. Уже случаются вспышки насилия, растет нетерпение. – Он снова помедлил и добавил значительно тише: – И разговоры, государь, – что вы боитесь встречи с ними…
Смех Ханнана Мосага прозвучал как рычание зверя.
– Ты – жалкое создание, Гнол…
– Ни слова больше, седа! – прошипел Рулад. Судорога исказила пятнистое лицо императора. Меч заелозил по полу.
Да, Рулад, ты знаешь, что такое бояться смерти, лучше всех нас. Лучше, может быть, любого живущего в этом мире. Но ты ежишься не от какого-то смутного представления о забытьи, правда? Нет, для тебя, дорогой император, смерть – нечто другое. Не конец, а только прелюдия к новому, наполненному болью возрождению. Даже в смерти ты не можешь уйти от себя, сбежать – понимает ли кто-то здесь, кроме меня, весь ужас?
– Поединки, – заявил император, – начнутся через четыре дня. Канцлер, наблюдатели установили порядок?
– Да, государь. Для начала – трое наименее умелых. Скорее всего, вы убьете всех троих в один день. Они утомят вас, но не чрезмерно. На второй день запланирован один претендент. Женщина в маске. Исключительная быстрота, но, пожалуй, недостаток воображения. И все же она потребует усилий.
– Хорошо.
– Государь…
– Да? В чем дело?
– Еще двое, о которых мы говорили. Один – тартенал с кремневым мечом. Он не проиграл ни одному претенденту – собственно говоря, с ним уже никто не решается проводить бой. У него привычка ломать кости.
– Да. Надменный. – Рулад улыбнулся. – Но я уже встречался с тартеналами.
– Ни один не обладал мастерством Карсы Орлонга, государь.
– Это не имеет значения.
– Возможно, он сумеет убить вас, государь. И, может быть, не один раз. Не семь, конечно, – такие дни остались в прошлом. Но, возможно, три или четыре раза. Мы выделяем три дня.
– Сразу после женщины в маске?
– Нет, между этими двумя днями будут еще шестеро.
Ханнан Мосаг уставился на канцлера.
– Три дня на этого тартенала? До сих пор ни один претендент не выдерживал три дня.
– Тем не менее мои наблюдатели единодушны, седа. Этот… уникален.
Рулад снова дрожал. Пасть от руки Карсы Орлонга – три, четыре раза. Да, государь, настоящий ужас…
– Остается еще один, – проговорил император.
– Да. По имени Икарий. Он будет последним. Если не на восьмой день, то девятый.
– И сколько потребуется дней на этого?
– Неизвестно, государь. Он не участвует в тренировочных поединках.
– Так откуда нам знать, что он может драться?
Трибан Гнол снова поклонился.
– Государь, мы это уже обсуждали. Доклад Варата Тона, подтвержденный спутником Икария, Таралаком Видом. А сегодня я узнал кое-что еще. Совершенно из ряда вон.
– Что? Расскажи!
– Среди отвергнутых претендентов, государь, есть монах с далекого архипелага. Похоже, государь, этот монах – и весь его народ – поклоняется единому богу. И этот бог – не кто иной, как Икарий.
Рулад отшатнулся, словно от удара по лицу. Острие меча отскочило от пола, потом снова опустилось. Мраморные крошки посыпались по помосту.
– Я скрещу клинки с богом?
Канцлер пожал плечами.
– Есть ли в подобных заявлениях правда, государь? Эти кабалийцы – примитивные, необразованные люди. Наверняка они видят в дхенраби душу морского шторма, а в панцирях крабов – лица утопленников. Я бы добавил, император, что тот монах считает своего бога безумным, а единственный ответ на это – нарисованная маска, изображающая смех. У дикарей бывают странные представления.
– Бог…
Трибан Гнол осмелился взглянуть на Ханнана Мосага. Колдун-король с непроницаемым лицом смотрел на Рулада. И какой-то беспокойный червячок шевельнулся в груди канцлера.
– Я убью бога…
– Нет причин считать иначе, – произнес Трибан Гнол спокойным, уверенным тоном. – И это будет очень своевременно, государь, – чтобы объявить о вашей собственной божественности.
Глаза Рулада широко распахнулись.
– Бессмертие, – пробормотал канцлер, – уже всеми признано. Поклонение? Да, все граждане империи вам поклоняются. Этого еще мало, чтобы объявить о том, что очевидно для нас всех. Но когда вы будете стоять над трупом поверженного Икария – это, думаю, само станет достойным объявлением.
– Божество. Бог.
– Да, государь. Без сомнения. Я дал распоряжение гильдии скульпторов, и лучшие творцы уже взялись за работу. Мы объявим о завершении поединков должным образом, очень торжественно.
– Ты действительно умен, – кивнул Рулад, медленно откидываясь на спинку трона. – Да, умен.
Трибан Гнол поклонился, не обращая внимание на кислое хрюканье Ханнана Мосага. Ага, седа, ты теперь мой, и я использую тебя. Тебя и твоих жалких эдур. Да. Он посмотрел на свои руки, так безмятежно сложенные на пряжке ремня.
– Государь, нужно отправить приказы армиям. А нам с седой следует обсудить размещение магов и к’риснанов.
– Да, конечно. Оставьте меня, все. Займитесь делом.
Шевеля руками за спиной, Трибан Гнол пятился к выходу. Опустив взгляд, он смотрел на осколки мрамора и полосы пыли на полу.
Было слышно, как Ханнан Мосаг и его сборище уродов тащатся к дверям, словно гигантские мигрирующие жабы. От такого сравнения канцлер не смог сдержать легкую улыбку.
В коридоре, когда двери захлопнулись, Трибан Гнол повернулся взглянуть на Ханнана Мосага. Но седа двигался дальше, и за ним толпились его жабы.
– Ханнан Мосаг, – позвал канцлер. – Мы с вами должны…
– Оставь свое дерьмо для Рулада, – огрызнулся седа.
– Он расстроится, узнав, что вы отказываетесь сотрудничать.
– Придержи язык, Гнол. Расстройства будут такие, что заткнут твое жалкое блеяние, можешь быть уверен.
– Что это значит?
Но Ханнан Мосаг не стал отвечать.
Трибан Гнол смотрел, как колдуны скрылись в боковом коридоре. Да, я с тобой разделаюсь, седа, и с превеликим удовольствием.
– Сиррин, собери своих людей на подворье – через колокол. И магов приведи.
– Слушаюсь, господин.
Канцлер подождал, пока все ушли, и отправился в свой кабинет. Очень довольный.
