– Ты выходил? – с жаром спросила Вера, схватив рыжего за рукав.
– Выходил, – вздохнул Эмиль, и лицо его приобрело мечтательное выражение.
– И что там?
Король, помолчав немного, ответил, что там над головой нет потолка.
– И все? – девушка округлила глаза. Она явно ждала подробного рассказа о поверхности.
– Еще звезды и гарпии.
Вера отмахнулась.
– Не трынди! – процедила она. – Если бы ты на самом деле видел гарпий, то не говорил бы сейчас с нами.
Действительно, гарпии – одни из самых опасных мутантов, населяющих город. Летучие бестии, которые вечно голодны и бросаются на любую добычу без разбора. Вот уж кого я не хотел бы приручать.
Я нашел выход ближе к «Проспекту», – сказал Король, переходя к более насущным проблемам. – В два счета до дома доберешься, – он кивнул мне. – Там рядом «Сибирская», но мы выйдем за пятисотым метром, так что вопросов к нам не будет, если станем вести себя тихо. До блокпоста не так далеко, но, если не зажигать фонари, проскочим только так.
Его план выглядел разумным, все складывалось легко и просто.
* * *Мы выползли из крошечной квадратной дверцы где-то за заставой «Сибирской». На пятисотом метре ярко светились прожектора и уютно горел костер. Нам нужно было пройти по межлинейнику – и вот он, «Проспект». Мы были бы дома и в безопасности.
Но весь наш план рассыпался в прах, когда за нашими спинами послышался звук приближающейся дрезины.
– Назад! Быстро! – тихо, но отчетливо скомандовал Эмиль и подтолкнул меня обратно, к квадратному проему у самого пола.
Я перехватил сидящую на полу Веру под руки и так, волоком, принялся затаскивать ее в эту нору. Бродяга скользнул вперед меня и, повиливая хвостом, пытался, как мог, меня поддержать.
Проход был настолько низким, что внутри нельзя было даже распрямиться в полный рост. Чуть влажный бетон холодил спину, отчего шрам от совиного когтя противно заныл. Стук колес приближался.
Мы не успевали. Король не успевал.
Я продвигался боком вглубь коридора, шумно выцеживая выдохи сквозь зубы, а внутри меня что-то сжималось от нарастающего предчувствия близкой беды.
За секунду до того, как попасть в поле зрения людей на дрезине, Эмиль отступил от входа, и последнее, что я увидел перед тем, как мы с Верой укрылись за поворотом прохода, было то, как его осветили яркие фонари.
Я прижался к стене и замер, стараясь не дышать.
– Ничосе… – протянул один из бойцов. – Какие люди без охраны!
Голос был слышен вполне отчетливо, и это точно не звучало как доброе приветствие.
– Давно не виделись, – хрипло ответил Король.
– Все наши, кто остался жив, тоже по тебе соскучились.
Это была интонация хищника, который играл с добычей перед тем, как свернуть ей шею.
– Эй, парни, знаете, что это за птица? – продолжал хищный голос. – Это тот самый рыжий черт, который взрывчатку собрал и все начальство решил подорвать скопом.
– Как так?
– Да вот так, порядки ему наши не понравились.
Выйти сейчас и заступиться за Эмиля означало стать для этих товарищей на одну ступень с преступником, а о методах допроса на «Сибирской» ходят очень страшные истории. Говорят, что там есть специальная комната, отведенная под пыточную камеру, и тюрьма, из которой еще никто живым не возвращался.
– Так, может, пристрелить его?
– Ты что, Васек, такого кадра надо под белы ручки доставить майору. То-то человек порадуется. Берите, и поехали.
Послышались глухие шаги и возня, а затем дрезина продолжила свой путь.
С гулко бьющимся сердцем я простоял еще несколько минут, пока не убедился, что перегон временно опустел и можно выходить.
Я остро чувствовал, что судьба в очередной раз выбила у меня опору из-под ног. Теперь она пришла за человеком, которому я трижды был обязан жизнью. Нет, не в этот раз, – решил я для себя.
Я стоял посреди туннеля, и у меня было два прямых пути – на «Проспект», надавить авторитетом и устроить Веру. Но придется провести там как минимум пару дней, отчитаться, устроить ее быт, иначе все не заданные мне вопросы посыплются на нее. И это в лучшем варианте.
И второй – на «Сибирскую», куда увезли Короля, и где его точно убьют, если я не потороплюсь.
– Что мы будем делать? – спросила Вера шепотом.
Я еще не знал, что делать. Я найду его на «Сибирской», но прорываться обратно с боем было бы смешно. Это была бы бессмысленная и скоротечная схватка. Договориться с охраной кордона у меня не было способов.
– Мы же не пойдем за ним?
Я вздохнул.
– Мы вместе не сможем пойти. А я должен.
Вера отвернулась. Она старалась не издавать ни звука, но по резковатым движениям ее плеч я понял, что она всхлипывает. Мы оба все понимали.
Я и сам отвернулся и отошел на пару шагов, стараясь сосредоточиться на спасении Эмиля. Утешения только отняли бы время, которого и так не было. Они ничего не решают и ничем бы не помогли.
В голове постепенно вырисовывался план действий.
Я помнил, что на пути к «Маршальской» есть аварийный выход наверх. Это решение виделось мне единственно верным – подняться на поверхность, пройти несколько кварталов и отыскать среди завалов вход на «Проспект». Вот только мой план с ходу натыкался на несколько серьезных «но».
Во-первых, запас патронов у меня был очень ограничен. Во-вторых, ход наверх, которым я собирался воспользоваться, не обозначен ни на одной карте из тех, что я видел. И поэтому я понятия не имел, где окажусь, когда открою дверь. В-третьих, у меня в запасе оставалось всего три пары запасных батареек и только один фильтр к противогазу. И, естественно, никакого запасного противогаза для Короля.
Мы с Верой снова встретились взглядами, и, по всей видимости, в моем невольно отразилась жалость.
– Не смотри на меня так, – выпалила Вера и снова отвернулась.
Я достал из рюкзака немного еды и старый перочинный нож и положил перед ней.
– Здесь ходят челноки. Тебе помогут.
– Хватит. Ты знаешь, что меня убьют люди с любой станции, или сначала поиздеваются, а потом убьют. Или раздерут твари…
– Я могу отнести тебя в бункер, но там совсем никакой надежды…
– А здесь на что надеяться? Нет, ну серьезно. Дай, угадаю – патроны есть, но добить не сможешь.
Я потупил взгляд. У меня даже не возникало мысли, что выстрел в голову – лучшее, что я мог для нее сделать. Я смотрел на ее лицо, на живого, чувствующего, дышащего человека, хрупкую голубоглазую девочку с тонкими пальцами, которая почти всю свою недолгую жизнь крутилась между молотом и наковальней. Я не знаю, кто бы на моем месте мог застрелить ее вот так, да я вообще не понимал, как можно было желать причинить ей вред, но я полностью отдавал себе отчет в том, что тех, кто на это способен,
