Ральф первым вышел из самолета и протянул Клоду руку. После секундной заминки Клод пожал ее. Ральф не смог удержаться и скользнул взглядом по бледно-синим буквам: «НЕМОГУ».
– Спасибо, что облегчаете нам задачу, – сказал он. – Вы совсем не обязаны это делать, и мы вам очень признательны. – Он представил Клоду всех остальных.
Холли пожала ему руку самой последней и спросила:
– Ваши надписи-татуировки… это про алкогольную зависимость?
Точно, подумал Ральф. А я и забыл вытащить из коробки этот кусочек пазла.
– Да, мэм, все верно. – Болтон говорил, как учитель, преподающий любимый предмет. – Большой парадокс, так это называется на собраниях анонимных алкоголиков. Я впервые об этом услышал еще в тюрьме. Ты не можешь не пить, но со спиртным надо завязывать.
– У меня были такие же чувства, когда я бросала курить, – сказала Холли.
Болтон улыбнулся, и Ральф подумал, как странно все получается: Холли, главный социофоб в их компании, сразу нашла общий язык с Болтоном и помогла ему расслабиться. Не то чтобы Болтон был сильно встревожен; скорее насторожен, и тем не менее.
– Да, мэм, сигареты – тяжелая штука. Как вы справляетесь?
– Уже почти год не курю, – ответила Холли. – Не скажу, что не тянет, но как-то держусь. Не могу и надо. Мне нравится.
Ральф так и не понял, действительно ли Холли не знала, что означают татуировки на руках Клода, или просто притворилась.
– Единственный способ разрешить парадокс «не могу – надо» – положиться на помощь свыше или же изыскать внутренние резервы. Так что пришлось изыскивать. И я всегда держу при себе медальон трезвости. Так меня научили: если захочется выпить, положи медальон в рот. Если он растворится, значит, можно и выпить.
Холли улыбнулась – той самой лучезарной улыбкой, которая так нравилась Ральфу.
Боковая дверца фургона открылась, и наружу выдвинулся ржавый пандус, по которому съехала в инвалидной коляске крупная дама преклонных лет с пышной короной седых волос. На коленях она держала небольшой зеленый кислородный баллон с гибким шлангом, шедшим к раздвоенной трубке у нее в ноздрях.
– Клод! Что ты держишь людей на жаре? Если мы едем, значит, едем. Уже почти полдень.
– Это моя мама, – сказал Клод. – Мам, это детектив Андерсон, он ведет дело, о котором я тебе рассказывал. А всех остальных я не знаю.
Хоуи, Алек и Юн по очереди представились матери Клода. Холли заговорила последней:
– Очень приятно с вами познакомиться, миссис Болтон.
Люба рассмеялась:
– Посмотрим, что вы скажете, когда узнаете меня поближе.
– Пойду возьму машину, – сказал Хоуи. – Думаю, это она и есть. – Он указал на средних размеров джип темно-синего цвета, припаркованный у входа в здание аэровокзала.
– Я поеду впереди, буду показывать дорогу, – сообщил Клод. – Вряд ли вы потеряетесь. На мэрисвиллской дороге почти нет движения.
– Может, поедете с нами, голубушка? – спросила у Холли Люба Болтон. – Составите старухе компанию.
Ральф думал, что Холли откажется, но она сразу же согласилась.
– Только дайте мне пару минут.
Она выразительно посмотрела на Ральфа, и они вместе отошли к взлетно-посадочной полосе. Клод наблюдал, как его мама разворачивает коляску и въезжает обратно в фургон. Маленький самолет разгонялся для взлета, и Ральф не услышал вопроса Холли. Он наклонился поближе к ней.
– Что мне им говорить, Ральф? Они наверняка будут спрашивать, зачем мы приехали.
Он на секунду задумался и сказал:
– Скажите им правду. В общих чертах, без подробностей.
– Они мне не поверят!
Ральф улыбнулся:
– Холли, вы отлично справляетесь с неверием.
3Как многие бывшие заключенные (во всяком случае, те, которым не хочется вновь загреметь за решетку), Клод Болтон неукоснительно соблюдал скоростной режим. Ровно через полчаса после выезда из Плейнвилла он свернул к придорожному кафе рядом со зданием с вывеской «Индейский мотель», вышел из фургона и, почти извиняясь, обратился к Хоуи, сидевшему за рулем джипа:
– Надеюсь, вы не будете против, если мы остановимся перекусить. Маме нужно питаться строго по часам, и она не успела приготовить сэндвичи в дорогу. Я ее торопил, боялся, что мы опоздаем вас встретить. – Он понизил голос, словно признаваясь в чем-то постыдном: – Если она вовремя не поест, у нее падает уровень сахара в крови. И она может потерять сознание.
– Мы бы тоже не отказались перекусить, – ответил Хоуи.
– Эта история, которую нам рассказала ваша коллега…
– Давайте мы все обсудим, когда доберемся до вашего дома, – перебил его Ральф.
Клод кивнул:
– Да, наверное, так будет лучше.
В кафе пахло – и даже приятно – раскаленным жиром, фасолью и жареным мясом. Играла музыка: Нил Даймонд пел на испанском «I Am, I Said». За прилавком у кассы висел список фирменных блюд (без особых изысков). Над проходом в кухню красовалась разрисованная фотография Дональда Трампа. Его светлые волосы были закрашены черным; кто-то пририсовал ему жидкую челку и усы, а внизу написал: Yanqui vete a casa. «Янки, валите домой». Сначала Ральф удивился: Техас – сугубо республиканский штат. Потом вспомнил, что здесь, вблизи от границы, белые если и не были меньшинством, то лишь ненамного превосходили по численности мексиканцев.
Они уселись в дальнем углу, Алек и Хоуи – за маленький столик на двоих, все остальные – за соседний столик побольше. Ральф заказал гамбургер; Холли – овощной салат, который, как выяснилось, состоял в основном из увядших листьев салата айсберг; Юн и Болтоны отдали предпочтение «Мексиканскому миксу», включавшему в себя тако, буррито и эмпанаду. Официантка по своей инициативе поставила им на стол большой кувшин с холодным чаем.
Люба Болтон смотрела на Юна во все глаза, блестящие, как у птицы.
– Вы говорили, вас зовут Сабло? Нечасто встретишь такую фамилию.
– Да, нас немного, – сказал Юн.
– Вы из Мексики или родились уже здесь?
– Уже здесь, – ответил Юн и откусил зараз половину своего тако. – Американец во втором поколении.
– Замечательно! Сделано в США! Знавала я одного Августина Сабло, когда жила дальше к югу, еще до замужества. Он был водителем хлебовозки в Ларедо и Нуэво-Ларедо. Когда он проезжал мимо нашего дома, мы с сестрами кричали ему: «Дай-ка нам churro éclairs[20]». Вы с ним, случайно, не родственники?
Юн не то чтобы покраснел, но его оливково-смуглые щеки немного потемнели, и он покосился на Ральфа.
– Да, мэм, это мой папа.
– Как тесен мир! – воскликнула Люба и рассмеялась. Смех обернулся надрывным кашлем, и она начала задыхаться. Клод похлопал ее по спине, причем так сильно, что трубка выпала у нее из носа и свалилась в тарелку. – Ох, сынок. Посмотри, что ты наделал, – сказала Люба, отдышавшись. – Теперь у меня весь буррито в соплях. – Она вернула трубку на место. – Хотя черт с ним. Из меня вышло, в меня же вернется. Ничего страшного. – Она откусила кусок буррито и принялась жевать.
Ральф рассмеялся первым, к нему присоединились все остальные. Даже Хоуи
