– А вот не надо жабать, как слепая лошадь, при первой же возможности! Незачем свой мозг алкоголем травить. Проф, правильно я говорю?
Слушая Гудрона, я не удержался от улыбки: тоже мне трезвенник нашелся!
– Ну если алкоголь некачественный и выпито его много – тогда правильно.
– А в других случаях? Если качественный и в меру?
– Каждому индивидуально. Все зависит от ферментов, которые разлагают молекулы этанола. И тут уж кому как генетически повезло. Хотя с возрастом их становится все меньше и меньше, и в этой связи бодун, по выражению Сноудена, все злее и злее. Кстати, убежденные трезвенники – в подавляющем большинстве своем люди, чей организм нужных ферментов практически не вырабатывает. А вообще некоторое количество алкоголя производит и сам организм. При приеме пищи. Именно это и дает мозгу понять, что прием пищи состоялся. Так сказать, сигнал.
– То-то когда долго не ешь, а затем от пуза, такое ощущение, как будто немного захмелел! Жаль, что недолго, – высказался Гриша, который выпад Гудрона полностью проигнорировал.
– Так, Слава, все это очень интересно, но ты и есть не забывай. – Грек, который тоже внимательно слушал объяснения Славы, придвинул сковородку к нему вплотную. – Иначе твой мозг во сне тебя кошмарами замучает в отместку за то, что ты его не накормил. Маркерами. – В первый раз я услышал от Грека шутку. – Все, доедаем, и спать. Завтра нам идти каньоном, и преодолеть его мы должны одним броском.
Ночью в который уже раз мне приснился странный сон. Множество людей смотрят на меня с непонятной надеждой. А я лишь улыбаюсь им в ответ, совершенно не представляя, чего именно все они от меня хотят.
Глава одиннадцатая
Денек выдался на редкость жарким, и, когда мы подошли к каньону, мне казалось, что весь путь наш лежит в бесконечной парной. Одежда пропиталась потом настолько, что щипало кожу. В берцах разве что не хлюпало, а во фляжке вода плескалась на самом донышке.
Грек объявил привал, и мы ненадолго уселись в тени, ловя ртами раскаленный воздух и мечтая о роднике с ледяной водой, от которой заломило бы зубы.
Вход в каньон не представлял собой ничего особенного. Длинный пологий спуск, каменистый, как и все вокруг. Но сам каньон поражал своей грандиозностью. Высоченные отвесные стены, казалось, достигали небес. И неудивительно, что внизу царил полумрак.
– Этот путь хорош тем, что вряд ли за нами сюда кто-то сунется, – пояснил Гудрон.
Что как раз и понятно: слишком ценен наш груз. Этакие капли янтарного цвета, способные вбирать в себя эмоции. И ценятся здесь они превыше всего другого. За исключением конечно же пикселей. Но те являются местной валютой, и на нее можно купить все что угодно.
Как мне удалось понять из разговоров, вся та груда жадров, которая, разделенная поровну, покоилась до поры до времени в рюкзаках, за исключением моего собственного, досталась Греку и остальным случайным образом. Они не скупали их где только можно, а получили, так сказать, одномоментно. Каким именно образом – не очень-то они об этом и распространялись. Но, немного узнав этих людей, я не сомневался: крови на жадрах быть не должно. А если она и есть, то непременно тех, кто полностью свою участь заслужил. Теперь только и оставалось, что жадры заполнить. У лучшего, кто способен это сделать.
Что будет потом… Насчет будущего строилось много планов, но общей договоренности пока не было. Все верно, сейчас это называется – делить шкуру неубитого медведя. Вначале необходимо прибыть на место, не потеряв при этом ни жадры, ни людей.
Как я понимал, на Вокзал можно добраться и другим, более коротким путем. Но самый короткий далеко не всегда означает самый безопасный, и потому Грек вел свой отряд так, чтобы запутать возможного преследователя. А заодно не позволить устроить ему засаду в самом подходящем месте где-нибудь впереди.
Что касается меня самого… ну а что мне еще оставалось, как не идти вместе со всеми? И надеяться – если все сложится удачно, мне тоже кое-что перепадет. Как выразился Грек – в зависимости от личного вклада в общее дело.
– Никто не сунется, говоришь? Нам самим бы здесь не остаться, – высказался Гриша.
– Стены могут обрушиться? – спросил я.
– Не исключено, конечно, но дело не в этом. Понимаешь, здесь попадаются такие участки, когда люди как будто сходят с ума.
– И что тому причиной?
– Не знаю.
Я покосился на Славу, но тот лишь пожал плечами.
– Возможно, ультразвук, возможно, испарения, возможно, что-то еще. Да и не это главное.
– А что именно?
– Держать себя в руках. А то бывали случаи.
– Какие еще случаи?
– Когда на своих начинали кидаться. Мало того, еще и хватались за оружие. Так что ты и себя контролируй, и на других не забывай поглядывать.
Гриша со Славой говорили вполне убедительно. В том, что они не шутят, заверяла и серьезность остальных. А когда все вдруг защелкали предохранителями, мне стало совсем не по себе. В той ситуации, когда кто-нибудь вдруг сойдет с ума и начнет палить в своих, куда логичнее было бы не ставить оружие на боевой взвод. Наоборот, следовало бы его разрядить. И тогда Гудрон пояснил:
– В каньоне птеров хватает с избытком. Любят они на карнизах гнезда себе вить. Целые колонии попадаются. Помимо других тварей. Так что не лишним будет.
После часа ходьбы Грек остановился и объявил:
– Сразу за поворотом переходим на бег. И бежим до тех пор, пока не поравняемся со скалой, где белые отметины. Там выходы кварца, и их хорошо будет видно.
– Первое такое местечко? – спросил я у Профа, и он кивнул. – И много их предстоит?
Ответить он не успел, поскольку Грек, подавая пример, рванул так, что стало не до разговоров.
Первый отрезок мы преодолели без каких-либо осложнений. Но, вероятно, не всем так повезло, поскольку несколько человеческих скелетов по дороге нам все же попалось. Хотя, возможно, это были жертвы птеров, которые парили где-то далеко вверху подобно каким-нибудь ласточкам.
Я прислушивался к своим внутренним ощущениям и заодно размышлял о том, что, если вдруг неведомое нечто подействует на бежавших за мной Гудрона, Яниса или Гришу, даже предпринять ничего не успею. Разве только в том случае, если кто-то из них начнет стрелять не в меня. И все равно сомнительно, ибо Гудрон с Янисом, с их-то навыками, успеют натворить много бед. Оставалось утешаться мыслью, что в этом случае я и сам почувствую в себе что-то необычное, и вот тут уже стоит забеспокоиться по-настоящему.
Выступы кварца на отвесной скале действительно были видны издалека. Одни перечеркивали ее беспорядочно расположенными белыми линиями, местами практически по всей высоте. Другие были значительно короче, и, если поднапрячь фантазию, наверное, можно увидеть в них какой-нибудь смысл. Или даже рисунок.
Но было совсем не до этого. Внутри меня по-прежнему ничего не происходило, и я испытывал лишь то, что испытал бы кто угодно и где угодно, когда он, обремененный поклажей, бежит изо всех сил в изнуряющей духоте по
