– Теоретик, они не в прямом смысле их выедают! Я не знаю, что происходит на самом деле, но лишиться рассудка можно на раз!
Я посмотрел на Славу. Мозги – это по его части. Как он реагирует на Гришино заявление? Судя по тому, как он судорожно сжимал карабин, словам Сноудена можно полностью доверять. Грек к тому времени уже принял решение, потому что прервал пытавшегося что-то ему сказать Сноудена резким взмахом руки.
– Живо достали все жадры, и прямиком через них! Бегом, изо всех сил! Назад нам дороги нет! – И уже тише добавил: – Там их еще больше.
– Теоретик, помнишь, как жадры нужно держать? – затараторил Гудрон. – Крепко сжимаешь его в кулаке, а большой палец кладешь на острый конец. До боли! Нечего их сейчас жалеть! Давай!
Жадр лежал у меня наготове в кармашке на левом плече. Чтобы удобней было достать его, если ведущая рука занята оружием. Все именно так, как и объяснял Гудрон. Иногда, когда в крови зашкаливает норадреналин, необходимо успокоиться, чтобы ствол не ходил ходуном, и жадр в этом деле тоже отличный помощник.
– Все зажали?! Теперь вцепились друг в друга, и вперед! Так быстро, как только можем!
– И не дай нам бог куда-нибудь провалиться! – пробормотал Янис.
– Сплюнь! – ответил ему Гудрон, одновременно цепляя мою руку сгибом локтя своей руки.
В другое время я бы обязательно пошутил, что в противогазе не слишком-то и наплюешься.
Мы бежали гурьбой, практически не обращая внимания на то, что у нас под ногами. Я, как и все остальные, должен был испытывать страх. Или хотя бы волнение. Если уж Грек с Гудроном и Янисом, у которых и в прошлой жизни, и в нынешней хватало всякого, что должно было избавить их от лишних эмоций, вели себя так, то уж мне и подавно стоило. Но нет, меня разбирал смех.
Группа вооруженных мужиков, все как один пучеглазые от противогазов, бегут изо всех сил, спасаясь от мошкары. Которая может выесть им мозги! Причем даже не залезая внутрь черепной коробки. И даже Слава во все это верит. Без пяти минут ученый муж, как раз по этим самым мозгам. Ну не смешно ли?! И я едва не захлебывался от смеха.
Этих самых дрозофил разглядеть у меня так и не получилось. И не до того было, и пот глаза заливал, и впереди маячила спина Славы. Парочка насекомых уселась прямо на стекло противогаза, но на таком малом расстоянии зрение не сфокусируешь. И еще мешал смех, который периодически одолевал меня. В такие моменты я чувствовал, как напрягались поддерживающие меня руки Гудрона и Яниса, но поделать с собой ничего не мог.
Так мы и добрались на подкашивающихся ногах до спасительного берега и бежали еще некоторое время, ломясь сквозь кустарник, пока наконец Грек не скомандовал:
– Стой!
Все дружно повалились на траву. Тут-то меня и сотряс очередной приступ. Нет, это надо же! Вот бы со стороны это увидеть! От мошек! Сломя голову!
Смеяться в противогазе – то еще удовольствие, и я был благодарен Гудрону, когда он его с меня содрал. Что, впрочем, помогло мало: смех продолжал меня душить, и я сидел, смахивая грязными ладонями с лица выступившие слезы.
– Теоретик! Приди в себя! – Он уже замахнулся, чтобы привести меня в чувство.
Пришлось перехватить его руку в запястье.
Пощечина – отличное средство при любых видах истерик, проверенное тысячелетиями. И куда действеннее всей этой современной фармакологии. Все это так, но она будет лишней. Понимаю, он мой наставник, и тем не менее.
– Теоретик, как себя чувствуешь? – спросил Гудрон, освобождая свою руку из моей, которую я на всякий случай продолжал удерживать.
– Нормально.
– Точно нормально?
– Точнее некуда.
Вероятно, полной уверенности у Гудрона после моих слов не появилось, и потому он заглянул мне в глаза. Заботливо так. Я едва не хмыкнул, вовремя одумался. Как бы не пришлось снова доказывать, что со мной все в порядке.
– Жадры теперь придется выкинуть, – сказал Слава. – По крайней мере, мой точно. Холодит пальцы так, что одна ему дорога. – И он, подкинув его на ладони, отправил в кусты.
– И у меня. И мой, – по очереди согласились с ним Янис с Гришей.
Оба они уже собрались поступить по примеру Славы и даже замахнулись, когда Грек приказал отставить и пояснил:
– Они у всех пришли в негодность. Такую нагрузку никакой жадр не выдержит. Но свою задачу они выполнили полностью. И выкинуть их нужно. Но не абы как, а прикопав. Или в болоте утопить. Чтобы никаких следов, даже таких. Ладно Гриша, но ты, Янис, о чем думал?
Тот виновато опустил голову: виноват, мол.
– Проф, ищи свой. Кстати, Борис, взгляни, что там с жадром нашего Теоретика? Сдается мне, что он его вообще в руке не держал. Или потерял по дороге. Хорошо, что обошлось.
– Теоретик?
Я послушно вынул жадр из карманчика на плече, куда успел его засунуть.
– Прав ты, Георгич, жадр у него нормальный, – заявил Гудрон, едва только тот оказался у него в руке. – Теоретик, ну что же ты так? – обратился он ко мне с такой укоризной, что, будь я хоть немного виноват, непременно начал бы оправдываться.
– Держал я его. Крепко. Сами взгляните. – И в качестве доказательства продемонстрировал подушечку большого пальца, на которой осталась красная точка, настолько сильно я прижимал к жадру палец.
– А почему он тогда не израсходован? Точно тот самый показываешь?
– Откуда бы у меня взялся другой? Какой есть, такой и показываю.
– Загадка. У всех кончились, а у Теоретика нет.
– После будем ребусы разгадывать. – Грек уже стоял на ногах. – Нам еще до места ночлега топать и топать.
Глава шестнадцатая
Как выяснилось чуть позже, наши приключения в тот день еще не закончились. Буквально через какую-то пару часов ходьбы мы наткнулись на место трагедии, которая произошла день-два назад. Мы стояли посреди небольшой поляны, окруженной плотным кольцом могучих секвой, держа оружие наготове, в то время как Гудрон осматривал ее внимательнейшим образом.
– Походу, все здесь, – доложил закончивший осмотр Гудрон. – Их же тогда пятеро было?
– Пятеро.
– Тогда точно все. Сноуден, кстати, и топор твой нашелся.
– Пусть топор тут и останется, – нервно поежился Гриша. И, тревожно озираясь по сторонам, добавил: – Командир, может, ну его и дальше Шерлоков Холмсов изображать? Вдруг гвайзелы сюда вернутся?
– Уходим! – кивнул Грек. Но не потому, что проникся словами Сноудена: смысла оставаться здесь дальше не было никакого.
Это были именно они, те самые люди, которые однажды стали нашими случайными соседями по ночлегу. Вернее, их останки. Осколки костей, окровавленные клочья одежды…
То, что осталось от пяти человек, спокойно поместилось бы теперь в не самый большой рюкзак. Мы ни за что бы их не признали, если бы не часы. Те, которые мне пришлось обменять на тушенку в Фартовом в первый день моего пребывания в
