Натуралист первым вышел из оцепенения, но выстрел оказался неподготовленным – лишь обжег двухметровому амбалу щеку, оставив кровавый след. Выстрелить второй раз Тихон не дал, рукой наотмашь выбил пистолет из рук Натуралиста, а ногой ударил в грудь. Бородач перелетел через ограждения, чудом зацепился за них рукой, повис над водой, что-то выкрикивая.
Трофимов в ужасе застыл в трех метрах от места схватки, Ган уже поднимал обрез, но Тихон успел раньше. Топор резко опустился вниз, подписывая окончательный приговор Инге. Хрустнули шейные позвонки, голова отлетела прямо под ноги первому помощнику. Через секунду прогремел выстрел – громила схватился за бок, развернулся к Гану с перекошенным от злобы лицом.
– Я видел свою дочь, – прошипел он, – она велела вас всех убить. Ты не остановишь меня!
Казалось, здоровяк совсем не чувствует боли, но сквозь пальцы, зажимающие рану, лилась кровь. Ган глянул в лицо Тихона.
– Ты сошел с ума!
– Моя дочь говорила, что мне никто не поверит, вы просто хотите навредить ей и другим, захватить их дом!
Тихон сделал шаг и стоял уже на расстоянии вытянутой руки. Он уже не зажимал рану, и из нее толчками выплескивалась кровь прямо ему под ноги. Стиснув зубы, он рванул топор вверх, занося холодное оружие для следующей атаки. Ган выстрелил, обрез полыхнул пламенем. Пуля снесла Тихону полчерепа. Его тело кулем рухнуло вниз, сбило Гана с ног, топор звякнул и заскользил по палубе, обильно смоченной кровью жертв, перевалился через борт, задел напоследок пытающегося забраться обратно на палубу Натуралиста, оставил глубокую царапину на его руке.
– Ты чего стоял, ни хера не делал?! – набросился Ган на Трофимова.
– Я… – Сергей Евгеньевич замямлил, – не разобрался.
– Тьфу, – тот сплюнул ему под ноги, – руководить экспедицией вызвался, бля! Толку от тебя?
Он помог выбраться Натуралисту, но ноги еле держали бородача – ходили ходуном, тряслись от пережитого ужаса. Несчастный упал на палубу, скрючился, засучил ногами.
– Приди в себя! – заорал на него Ган и влепил смачную пощечину. Голова Натуралиста мотнулась от оплеухи, но, кажется, помогло. Истерика прекратилась.
– Значит, так, – Ган говорил, чеканя каждое слово, – если хотите жить, будьте мужиками. Двигаемся быстро за мной. Пора валить отсюда. Если будете дурковать, думать долго не буду, выстрелю сразу! Мне уже хватило двух ополоумевших на сегодня.
Он переломил обрез, загнал два патрона, махнул им головой. До нижней палубы добрались без потерь – никто не преследовал, не выскакивал из-за угла, не царапал и не рвал железо. Слегка поскрипывал лайнер, сидящий глубоко на мели, плескалась вода, накатывала на борт, туман менял очертания, рисовал неясные картины. Говорить совершенно не хотелось, они только что потеряли четверых опытных бойцов при таких странных обстоятельствах. Бывают тайны, которые лучше не трогать. Вот и им не следовало плыть в эту экспедицию, но кто же мог предугадать наперед? Адмирал ни за что бы не отправил своих людей, если бы знал, что они погибнут так бесславно.
Они свернули во внутренний коридор, прокрались мимо окошек-иллюминаторов, смотрящих на незваных гостей и отслеживающих их перемещения. Оказались в ресторане и потратили зачем-то драгоценное время на сооружение баррикад – притащили под дверь, ведущую на палубу, несколько столов.
– Достаточно. Идем дальше. – Ган надеялся, что баррикада задержит преследователей, если они будут и если они – люди, во что верилось с огромным трудом.
По лестнице спускались долго, бесшумно красться не получалось, металл звенел и скрипел под ботинками так, что казалось, шум разбудит даже мертвецов. Они были где-то на середине, когда Ган почувствовал дуновение холодного ветерка. И шепот. Возможно, просто сквозняк пошевелил лист металла где-то внизу. Но страх накатил с новой силой, мозг стал рисовать новые мрачные картины. Этому способствовали темнота здесь, внизу, и общее настроение. Очередная волна ужаса захлестнула разум.
– Слышите? – горячо зашептал Натуралист. – Голоса. Чьи-то голоса.
Ган тоже их слышал. Множество голосов – чужих, холодных, безэмоциональных. Он крутанул фонарик, конус света таял в темноте в десяти метрах перед ним, рядом никого не было. Но голоса продолжали звучать. Мертвые голоса мертвого корабля.
– Что это? Души, не нашедшие покоя? – Бородач запрокинул голову, озираясь.
– Спускайся скорее, – шикнул Ган, – чего крутишься?
Но Натуралист его не слышал. Он оскалился, замахал руками, закричал нечленораздельно. Стал тыкать пальцем в него и в Трофимова. Со стороны казалось, что он просто спорил с невидимым собеседником, но доводов было немного, они вскоре иссякли, и бородач замолчал.
– Эй, – позвал Ган с пролета пониже, – придурок, тащи свой зад сюда!
Фонарик осветил застывшего Натуралиста: борода всклокочена, рыжие волосы торчат в разные стороны, а руки, словно мельница, молотят по воздуху. Изо рта выступила пена, надувались и лопались пузыри. Он закатил глаза и явно был не в себе.
– Я за ним! – крикнул Ган Трофимову, который спускался первым! – Заберу полоумного!
Сергей Евгеньевич даже не поднял головы – он явно торопился побыстрее оказаться в лодке. Ган махнул на него рукой и шагнул на ступеньку выше.
И в этот момент Натуралист перегнулся через невысокие перила, наклонился сильнее, чем следовало. Казалось, бородача тянет вниз неестественно длинная худая рука, будто сотканная из тьмы. Ган преодолел пролет за считаные секунды, но лишь для того, чтобы сверху наблюдать, как Натуралист, все так же размахивая руками, летит вниз, в темноту.
Рука стиснула перила лестницы, металл протестующе скрипнул, холод проник в ладонь, обжег. Он отдернул руку, подышал на нее. Не было ни слов, ни ругательств, мужчина просто молча стоял и смотрел вниз, в темноту, которая только что сожрала Натуралиста целиком, не подавившись.
Спустя минут десять они с Трофимовым стояли внизу. Перед ними на арматуре висело тело бородача, штыри торчали из головы, шеи, груди и ног, не позволяя ему упасть на пол. Обезображенное лицо навсегда застыло, на нем отразился весь страх, который испытал Натуралист в их злополучном путешествии.
– Тебе не стоило отправляться с нами. Я запомню тебя хорошим человеком, – все что смог сказать Ган. Никто не требовал от него прощальной речи. Но с этим товарищем он дрался вместе против пиратов и успел его узнать поближе. И вылезло из глубин души чувство вины, что не смог уберечь всех погибших. А что бы он мог сделать?
Трофимов уже тащил его за руку прочь, хотелось скорее оказаться подальше отсюда, завести мотор и на полном ходу уплыть к их дому.
– Валим, – Сергей Евгеньевич уже не просто тащил, а сильно дергал за запястье.
Ган вырвал руку, сбросил морок кошмара, мотнул головой, отгоняя картины одна хуже другой. Перед
