– Я бы не хотел обидеть вас. Примите мои замечания как совет друга. Я немного знал вашего отца, и, думаю, ему было бы крайне неприятно увидеть свою дочь в компании, подобной той, в которой увидел сегодня вас я. Незамужняя дева в обществе пьяных мужчин и женщин сомнительной славы, одна, без кого-либо из сопровождающих родственников. Вы хотя бы понимаете, чем это грозит вашей репутации?
Да.
Мои щеки обожгло стыдом.
– А я думаю, что не понимаете. Возможно, вы питаете некие надежды относительно л’лэарда Тра-гада, но я должен сказать вам откровенно, что такие надежды до вас питали уже многие девы… и все они остались разочарованы.
Капитан потупил взор.
– Велан, к сожалению, очень легкомыслен, склонен к азартным играм, отец отказывается его содержать. Он будет искать невесту побогаче, вы понимаете? А вы… невеста императора… Этим поступком вы роняете не только свою честь, но и его, понимаете?
Гнев Его Величества очень дорого может обойтись вам и вашей семье. Если о вашей сегодняшней прогулке узнают в свете… А о ней узнают: ни Велан, ни Савен не умеют держать язык за зубами. Хоть я, разумеется, поговорю с ними, но отнюдь не уверен, что это возымеет действие. Л’лэарди Верана, ради чего вы рискнули всем, что у вас есть?
– Корабль.
– Корабль?
– Я всю жизнь мечтала побывать на борту корабля. Мой папа столько рассказывал. И я столько читала, воображала. Мы с Веланом знакомы с детства, он мне почти как брат. Все мои родные его хорошо знают и доверяют ему. Он не сказал, что на борту будет… столь весело.
Тяжкий вздох в темноте.
– Мда… Эту мечту можно было осуществить с гораздо меньшими жертвами.
Он наверняка хотел мне добра. Больше, чем тот же Велан. Хороший и правильный саган… наверное. Но я ощутила только злость.
– Благодарю вас за заботу. Вы настоящий моряк и воин. Поверьте, я понимаю, насколько мое присутствие здесь было неуместно. Но вам не стоит беспокоиться обо мне. Я готова отвечать за свои поступки.
– Очень хорошо. Но, боюсь, вы не вполне понимаете, какие, казалось бы, мелкие ошибки иногда рушат жизнь. Стойте здесь. Я прикажу Велану ехать с нами, иначе они с Савеном, чего доброго, еще поубивают друг друга.
Я ждала, склонившись над бортом, чтобы соленые брызги волн летели мне в лицо. Велан появился на палубе далеко не сразу. Он кричал кому-то:
– Итак, завтра! На турнире! До смерти! Сам трус!
Глава 10
Паутиной мелких трещинок были покрыты великие статуи столицы, огненные вихри плавили каменные мышцы и доспехи, как глину. У статуи воина, что на входе в амфитеатр, оторвало голову. Она упала прямо на заросшую сорняками арену, уткнулась в пыль огромным лицом, некогда прекрасным, а сейчас оплавленным и страшным. А пыль клубилась туманом, заполняла чашу амфитеатра, как море заполняет подставленный кувшин. И ревели вулканы, сама твердь земная трескалась, будто глиняная миска. И тек песок, песок. Бесконечные, бескрайние пески заливали дворцы, города, удушали реки, укутывали зеленые леса. Я захватила пригоршню и удивилась – он же золотой, самого яркого, светлого золота! Целые реки, океаны сокровища. Моя рука жадно сжалась, но каждая песчинка дробилась на более мелкие, и еще более мелкие, еще… И уменьшенные до бесконечности, песчинки проскальзывали сквозь ладонь, за мгновение ставшую пустою.
– Что это за песок? Он так прекрасен, так невероятно ценен… Но почему он убивает все, к чему прикоснется? Леса, реки… Он стер с лица земли даже столицу Империи!
– Это время, – ответили мне.
Я обернулась.
– Давно не виделись, – сказала призрачной фигуре смотрителя моряка.
– Что нового в большом мире? – спросил он, как всегда. Грустно улыбнулся.
Он был моложе, чем в тот день, когда умер. Худое лицо, серые, цвета стали глаза, ямочка от улыбки только на одной щеке.
– Скажите… – я замялась. – Вас ведь… Ваше имя когда-то было, возможно, Ринка Десмей?
Он снова улыбнулся. У призраков нет слез, но я бы сказала, как это ни странно звучит, что он заплакал улыбкой.
– Как жаль, – сказал. – Как жаль, что я не могу тебя даже обнять. Я слышал каждый раз, как ты прилетала. Твои прикосновения к моей стариковской, сморщенной, седой щеке. Твой чудный голос в шуме ветра пел для меня те же песни, что и тогда. Я не знал, вернулась ли твоя душа в мир живых или приходит навестить меня из вечности.
– Из вечности? – переспрашиваю недоумевающе.
– Как жаль. – Он таял. Голос звучал еле слышно. – Виана. Так тебя называли когда-то. Виана. Песня.
А над миром кружили песчаные вихри, влекли меня все дальше от него. Я била крыльями, стараясь выбраться из воронки бури. «Раз это время, то, чтобы его укротить, нужны часы», – подумалось мне почему-то, и в тот же миг моя рука стиснула крохотные песочные часики в узорчатой серебряной оправе. Часы пили песок и увеличивались. Они не могли остановить его бег, но сжимали в узком горлышке, замедляли течение.
Буря зашипела зло, недовольно и выплюнула опасную меня вместе с часами. Небо стремительно светлело. Выглянуло солнце. Я приземлилась в густую, сочную зеленую траву. Стоял обычный яркий летний день, земля была жива и недвижна. В нескольких шагах от меня, в огромной свежевырытой яме, шумно копошились люди.
– Очень странно, коллеги, – сказал один из них, мужчина в грубой и грязной одежде рабочего. – Я готов поклясться, это не человеческий скелет. У нее кости тоньше, чем у ребенка. Как она вообще могла двигаться? А вы видели ее скулы? А форма черепа? А размер глазниц?
Я заглянула в яму. Несомненно, это была могила. Тело сожгли и развеяли, а кости, как и положено, сложили, украсили камнями и отдали земле. На ребрах умершей было драгоценное ожерелье из семнадцати камней, которые обозначали ее кровную принадлежность к императорской семье, – женское ожерелье. И воинский пояс, что странно, ибо такие пояса клали только в мужские могилы. И меч лежал по правую руку. И рубиновые браслеты на щиколотках и запястьях.
Второй скелет лежал чуть поодаль. У него и впрямь были по-птичьи тонкие кости. Тоже накрыт женским погребальным ожерельем, но куда более скромным. Камни говорили, что она была ветром, но взявшим исток из земляного рода. Я не могу передать чувство, охватившее меня при взгляде на эти останки. Немного больше того, что дано вынести смертному. Как-то так. А они трогали руки усопшей, тащили драгоценный браслет.
Я отвесила наглецу пощечину. Он отшатнулся и поднял на меня глаза. Это был не совсем человек. Полукровка. Саган. На тысячную долю крови, но саган. Но огонь был в его глазах. И ветер. И вода, и воздух. Все четыре стихии переплелись в этом жалком глиняном тельце, что невозможно,
