Но старик прожил так долго не потому, что щадил своих противников. Сверкнул клинок, и голова Лисаана отлетела в угол. Из шеи забил красный фонтан; обезглавленное туловище рухнуло на каменный пол, заливая его дымящейся кровью. Губы Лисаана прошептали что-то, но горло, лишенное голосовых связок, не могло издать ни звука. «Артен», — прочла по губам Вита. Глаза колдуна закатились и остекленели. Бог Лисаана не помог ему: может, не услышал призыва, а может, давно отвернулся от мага, извратившего идеи Белого Круга.
Хафиз отбросил меч, даже не потрудившись его вытереть, и быстро прошлепал по скользкому от теплой крови полу к своей цели. Старик задыхался — то ли от усталости, то ли от вожделения. Ему было уже не до поцелуев. Он рванул платье, не ища застежек, серебристая парча жалобно затрещала. Вита почувствовала, как холодные костлявые пальцы больно тискают ее грудь, живот, бедра…
— Убери от нее свои грязные лапы, ты, червяк! — прорычал кто-то, и Вита вздрогнула: голос показался ей неправдоподобно знакомым.
— Хешшкор! — закричала она, вдруг осознав, что опять обрела дар речи.
Это был Хешшкор, и он был в бешенстве. Не пребывай Хафиз под влиянием ударной дозы гормона, он, услышав в голосе Хешшкора звериные ноты или мельком взглянув на выражение его лица, тотчас перерезал бы удерживающие Виту веревки и забился под кровать. Но Хафиз уже не владел собой.
— Ничтожный смертный! — взревел Хешшкор. — Я испепелю тебя на месте!
— Нет, Хешшкор! — завопила Вита. — Мы не должны его убивать! Скорее бери финтифлюшки и смывайся, ему не до тебя!
— Это я вижу! — рявкнул бессмертный. — И будь я проклят, если позволю этой головешке, этой старой рептилии, этому… этому…
До Хафиза, похоже, дошло, что ему угрожают. Собрав последние силы, он прошептал:
— Миленион… — и зарылся в воздушные юбки Виты.
В комнату ворвалась черноволосая богиня. Глаза ее расширились:
— Хешшкор?!
Они выбросили вперед руки почти одновременно, с кончиков пальцев сорвались шипящие голубые молнии. В одеждах появились прожженные дыры, рты сжались от боли, но бессмертные не обратили внимания на боль. Они были предельно сосредоточены, воздух вокруг их фигур наэлектризовался и нервно затрепетал, волосы встали дыбом и расплелись по силовым линиям. Бессмертные смотрели друг на друга не мигая, пытаясь уловить слабину в защитном поле другого.
— Она не твоя посвященная! — крикнула Миленион. — Почему ты помогаешь этой девке?
Хешшкор немедля ударил в богиню плазменным шаром, разорвавшимся на куски близ ее головы. Чудовищный взрыв ничем не повредил бессмертной, лишь опалесцирующее свечение поля в этом месте ослабло.
— Ты первая начала игру против меня, — прогремел он, стараясь не терять контроль над своей защитой. — Ты чуть не убила Фаирату! Что она тебе сделала?
Его качнуло от электрического удара Миленион.
— Чихать я хотела на Фаирату! Ты мне мешаешь, Хешшкор. Отдай мне Виталию, и я оставлю тебя в покое!
— Скажи своему прихвостню, чтобы выпустил ее и отдал перстень, тогда и будем разговаривать!
— Какой еще перстень? — фыркнула Миленион.
— Перстень Тюремщика Флифа!
— Что? — На красивом лице богини отразилось неподдельное изумление, и она чуть не пропустила удар.
— Ты не понимаешь, во что ввязалась! Твой посвященный сделал все, чтобы Пожиратель Душ сегодня вырвался на свободу! Он украл перстень, он схватил Тюремщицу!
— Я тут ни при чем! — истерично заорала Миленион. Заколебавшись, она бросила взгляд на обезумевшего Хафиза, но тут же ее голос вновь обрел твердость: — Я заставлю его отдать кольцо. Но Черному Кругу придется поискать другого Тюремщика. Виталия умрет!
— Через мой труп, — отрезал Хешшкор.
— Что ж, это возможно, — холодно произнесла Миленион. — Тебе было бы полезно остудиться, болтаясь без тела между небом и землей.
Битва богов продолжалась в молчании. Взрывались плазменные шары, молнии били одна за другой, дрожали стены, качался пол. Вита замирала от страха. Лишь Хафиз не понимал происходящего. Его организм, отвыкший от перегрузок, пошел вразнос. Старое сердце не выдержало кульминации. Хафиз судорожно всхлипнул, схватившись за грудь, и перестал дышать.
Защита Миленион резко погасла, и богиня начала растворяться в воздухе. Ее тающее лицо было обезображено испугом.
— Убийца! — тонко завизжала она. — Мало тебе было Дарье…
Голос оборвался, физическая оболочка богини исчезла со смертью ее последнего посвященного.
— Дарьен, — прошептала Вита в прозрении. — Дарьен Миленион!
Вот где она слышала это имя! Умный, могущественный маг в расцвете лет, верховный колдун Черного Круга, надежда и опора Миленион в этом мире. Убив Дарьена три года назад, Вита вышибла у бессмертной почву из-под ног. Она убила его, защищаясь, — мужчина напал на нее вероломно, желая обагрить кровью Тюремщицы ступени Бетреморогской башни, чтобы запечатать ее навеки. Но обозленной Миленион это было безразлично.
Изувеченный и обожженный Хешшкор стоял, пошатываясь, в луже собственной крови и смотрел на то место, где только что была Миленион.
— Ха! — вымолвил он наконец и провел руками вдоль своих ран, залечивая их и затягивая дыры в одеянии.
Потом, бросив последний взгляд в сторону, где лежал модный кожаный кошелек — все, что осталось от богини, — быстро пересек комнату, залитую кровью и заваленную обломками тлеющей мебели и подплавленного стекла. Он брезгливо скинул на пол труп Хафиза и присел на кровать рядом с Витой.
— Детка… — Он нежно погладил девушку по затылку, и боль и напряжение покинули ее. Вита не стала возражать против того, что он опять назвал ее деткой, только блаженно промурлыкала:
— Хешшкор… Я так рада, что ты вернулся.
— В самом деле? — откликнулся он, целуя ее оголенную грудь.
— Эй, Хешшкор, — нетерпеливо позвала Вита. — Ты не хочешь меня отвязать?
— Отвязать? Зачем? Чтобы ты дала мне еще одну пощечину или отрезала башку своей железкой? Не-ет, милая, я тебя не развяжу. Было бы глупо упускать такой замечательный шанс.
— Ты что делаешь, Хешшкор? — взбесилась Вита. — Маньяк! Мерзкий извращенец! И ты такой же!
— Тебе понравится, детка.
— Я не дет… М-м-м! — замычала Вита, потому что ее рот вдруг оказался занят.
Зеркало
Хешшкор собирал в мешочек магические предметы, добавляя к ним и то немногое волшебное имущество Хафиза, что не разбилось и не попортилось. Вита, подобрав свою сумку и меч, стояла в дверном проеме, опершись о косяк. На ней было новое платье из обтягивающего черного бархата — плод очередной фантазии Хешшкора. Голова девушки слегка кружилась.
Она залезла было в сумку за спасительной фляжкой, но внезапно поняла, что пить ей не хочется. «Н-да, — подумала девушка. — Когда я в джинсах и майке, стакан в одной руке и сигарета в другой кажутся естественным дополнением. Но если я намерена и дальше носить такие туалеты, как сейчас… Тут нужны другие аксессуары».
— Хешшкор! — встрепенулась она. — Ты думаешь, колдовские финтифлюшки работают? Ведь ты сражался за них! А я… в конечном счете действительно я убила Хафиза.
— Это как посмотреть, — хитро прищурился бессмертный, разглядывая одним глазом подсвечник великолепной работы, валяющийся в углу. — По мне, старый пень
