— Можно все изменить, — предложил Хешшкор. — Только скажи что. Я знаю, ты не выносишь роз. Так давай уберем их!
Вита покачала головой:
— Хешшкор, ты хоть понимаешь, о чем я? Мы слишком разные, дорогой. Нас тянет друг к другу, как плюс и минус. Но что происходит, когда они соединяются? — Она посмотрела ему в глаза. — Они исчезают. Были — и нету. Возможно, ты не заметил: ты слишком привык к тому, что мир стремительно меняется, а ты остаешься прежним. Но ты изменился, как и я. Нет, я должна уйти. Иначе… ты сгоришь, а я растворюсь.
— Может быть, еще немного повременишь? — почти умоляюще проговорил Хешшкор.
— Нет! — Вита мотнула головой, и движение отозвалось болью в сердце. — Не могу. Видимо, бессмертные устроены иначе. Вы годами, веками можете предаваться размышлениям и развлечениям в своих мирах, а когда наскучит или приспичит, обратить взор на наш мир, грязный и опасный, свершить поступки, которые назовут божьими деяниями, — и обратно. А для нас неестественно сидеть под яблоней и смотреть со стороны, как время проходит мимо. Наши мускулы ветшают, глаза теряют зоркость, мысли расползаются, душа сохнет… Наверное, наш несовершенный мир дан нам, чтобы мы не расслаблялись. — Вита улыбнулась. — Чтобы не ржавели.
Хешшкор помолчал, сгорбился.
— Как же я без тебя?
— Ты прекрасно жил без меня многие тысячи лет, — напомнила Вита.
— Чего стоит моя прошлая жизнь, — горько усмехнулся бессмертный, — если ее перевернул всего один день?
…Белесое небо плакало противным предосенним дождем, ветер гнал по лужам опавшие листья. Панельные дома казались еще более серыми и грязными, чем обычно. Улица была пустынна, и никто из немногочисленных прохожих не заметил внезапного появления коротко стриженной молодой блондинки в спортивных брюках и куртке и красивого высокого брюнета, одетого, как рок-звезда. А если и обратили внимание на колоритную пару, то наверняка подумали, что они просто только что вышли из-за угла дома.
— Ты не передумаешь? — спросил Хешшкор, и надежда почти не слышалась в его голосе.
— Нет, — мягко ответила Вита. — Мы ведь все уже решили. Скоро осень, меня ждет работа. А тебя…
— Бесконечные тоскливые годы, — продолжил бессмертный и криво улыбнулся. — Кажется, я начинаю завидовать смертным.
— Не кисни, — подбодрила любовника девушка. — О прошлом надо не тосковать, а вспоминать все лучшее и снова радоваться. Знаешь что? Давай сфотографируемся на память.
Хешшкор почему-то смутился, но девушка, не давая ему вставить слово, увлекла его к кабине моментальной фотографии. Они отсутствовали с минуту; девушка вышла первой, засовывая карточку в сумку, мужчина — за ней. Он хотел что-то сказать, но промолчал.
Вита резко остановилась и обернулась.
— Пусть мы и расстаемся, но знай: я люблю тебя, Хешшкор.
— Если бы ты стала моей посвященной, — пробормотал бессмертный, глядя вниз, — то могла бы вызывать меня, когда только захочешь.
Вита посмотрела на мужчину с упреком:
— Ты ведь знаешь, что я отвечу.
— Знаю, — кивнул он. — Прощай, Виталия, Которая-Гуляет-Сама-по-Себе. Береги себя.
Хешшкор прижал ее к груди, и они целовались долго-долго на зависть сумрачным невыспавшимся людям, наблюдающим за ними с автобусной остановки. Потом бессмертный зашел в подворотню, чтобы больше не вернуться.
По лицу Виты стекала вода: то ли дождь, то ли слезы, но она ни о чем не жалела. Ни о том, что прихотливая судьба свела их вместе, ни о том, что развела. Грусть — это всего лишь настоящее, оно мелькнет и станет прошлым. Воспоминание об этой грусти растворится в светлой памяти о счастье. Что бы ни было впереди, жизнь прожита не зря, и память всегда останется с ней. Вита полезла за фотокарточкой, на которой уже должно было проявиться изображение.
На карточке была одна фигура. Одна, а не две. Перед объективом стояла только женщина с отчаянным и решительным видом — не по центру, а чуть с краю, так что справа оставалось пустое место.
Вита вдруг остро почувствовала пустоту за правым плечом и подумала: «А может, это был красивый сон? Что ж, пусть так. Все равно. Никто не отнимет у меня эту любовь — какая разница, была она во сне или наяву?»
Проценты
Буйный грозовой ветер ворвался в узкое окно каменной башни, смел толстый слой пыли с фолиантов, беспорядочно лежащих на столе, взвихрил пожелтевшие от времени страницы с рваными краями. Немира вбежала, путаясь в длинной накидке, с усилием захлопнула ставни. Взгляд ее упал на разоренный стол.
Ветер открыл колдовскую книгу на разделе предсказаний будущего. Здесь можно было прочесть о глобальных событиях, которые с большой вероятностью должны произойти в ближайшем будущем: катастрофах, рождении звезд, гибели цивилизаций… Волшебные книги, особенно древние, отличались сложным характером: их содержание никогда не оставалось неизменным, даже если читать подряд, страница за страницей. Иногда в книгах непонятным образом появлялись неизвестные тексты — такие, например, как этот.
Немира, откинув рукой со лба длинные прямые волосы, опустилась в кресло и внимательно посмотрела на книгу. То, что этот практически недоступный раздел открылся сам собой, именно перед ней и именно в данный момент, едва ли было совпадением.
Вот оно!
«В грядущем году, — записи в книгах магов всегда приурочивались к настоящему времени, и вряд ли кто мог объяснить, как это получается, — в конце зимы родится бог Черного Круга, имя коего будет прославлено в веках».
Колдунья задержала дыхание. «Новый бог! Что он принесет Черному Кругу и всем живущим? Раздоры и ненависть? Сплоченность и славу?»
Новые боги появлялись редко, а рождение их переворачивало мир. Каждый из магов помнил, чего стоило миру рождение сына одного из великих богов Белого Круга. Землю захлестнуло кровью в войне за посвященных, заволокло дымом костров, на которых сжигали магов, затянуло сетью новых храмов, куда, как в паутину, попал весь континент…
«Вы заплатите, — пришли слова из далекого прошлого. — Не знаю как, не знаю когда, но заплатите!»
«Мы в расчете», — сказала Виталия.
«Боюсь, проценты с этого долга превысят возможности Черного Круга», — озабоченно подумала Немира.
Часть 2
Цена бессмертия
Малыш таял на глазах. Наверное, ему не следовало покидать материнское чрево. Его плач, громкий и сердитый поначалу, становился все жалобнее и тише, а личико бледнело и казалось уже прозрачным.
«Не выживет», — покачала головой опытная акушерка, укладывая в соседний бокс новорожденную девочку.
Малыш почувствовал взгляд. Неумелый, расфокусированный взгляд младенчески-голубых глазенок лежащего рядом спеленутого существа с помятым синеньким лобиком и мокрыми, коротенькими светлыми прядками на нем.
Девочке было плохо. Почти двадцать часов кошмара,
