— Ты пересек реку автомобилей, — сказала Ораковина, — и вернулся в реальный мир.
— И не умер. И Шмурфеус тоже, вот я о чем. Вы сказали, что один из нас умрет, а мы оба живы.
— Тогда ответь мне, что случилось, когда ты открыл Клинити свои чувства?
Немо помолчал.
— Это не считается.
— Разве ты не умер в каком-то смысле?
Немо вскипел, по крайней мере забулькал от волнения.
— Это жульничество. Вы не говорили, что я умру в метафорическом смысле от разочарования в любви; вы сказали, что я просто умру. Не «умру внутренне», а умру по-настоящему. Напугали меня до дрожи в коленках. Честное слово.
Ораковина взирала на него с прежней безмятежностью.
— Я не могу повлиять на то, как ты трактуешь мои слова. Нужно внимательнее слушать прорицательницу, если намерен следовать ее советам. Читать между строк. Неужто ты ни разу не видел «Макбета»?
— Вы хотите сказать, что сознательно сбивали меня с толку? — сказал Немо, злясь все сильнее.
— Ничуть. Я играю в игру. Таковы ее правила.
— Игру?
— Так говорят знаменитости: политики, кинозвезды, известные люди. Ты когда-нибудь слышал, чтобы политик, кинозвезда или просто известный человек прямо ответил на вопрос? Разумеется, нет. И я объясню почему: потому что сама идея славы построена на обмане. Знаменитость — это тот, кто не хочет видеть фундаментальную истину: что он ничего не значит. Никто ничего не значит. Все существуют, никто не имеет цены. Когда-нибудь солнце взорвется и поглотит землю. Когда-нибудь вселенная умрет холодной смертью. И что будут тогда значить знаменитости? Ничего. Чтобы чувствовать себя знаменитостью, необходимо уходить от истины, не то она разъест твою славу. Отсюда уклончивость в речи.
— Насчет политиков, — осторожно сказал Немо, — это верно. Но насчет знаменитостей в целом? Неужто они такие уклончивые? Я не убежден.
Ораковина издала смешок — как будто столкнулись два бильярдные шара.
— Они говорят: «Мы безумно друг друга любим, я ношу на шее флакончик с кровью любимой как символ нашей неразделимости», а через три месяца у них обоих новые романы. Они говорят: «Огромное удовольствие — работать с X», а сами думают: «Я ненавижу его, он затмевает меня, хоть бы он сдох!». Они говорят: «Перед тем, как получить эту награду, я хотел бы поблагодарить таких-то и таких-то», но значит это: «Я! Я! Это моя слава!»
— Я правда... — раздражение Немо сменилось жалобной мольбой, — правда не понимаю. Нельзя ли просто объяснить мне, что происходит? И вообще, кто вы?
— Кто я? — мило переспросила Ораковина. — А ты как думаешь?
— Думаю, что вы из тех, кто никогда не отвечает на вопрос ответом, если может ответить другим вопросом.
Она кивнула.
— И?
— Думаю, что вы — программа. Не человек, а один из ВМРов.
— Почти верно, — сказала Ораковина, по-прежнему улыбаясь. — Я стою между двух миров. Я — связующее звено, через которое они могут дотянуться один до другого.
— Ясно, — протянул Немо и, помолчав, добавил: — И что это означает?
— Что я могу тебе помочь. Хочешь знать, как победить ВМРов и спасти Сион-лейн?
— Ну конечно, — сказал Немо. — Хотя...
— Хотя?
— Ну, я правда очень хотел бы... ну, что вы сказали. Спасти человечество, положить конец войне и все такое. И в то же время...
Ораковина улыбнулась джокондовской улыбкой. Впрочем, нет, выражение у нее было чуть более хищное. Скорее анакондовское, чем джокондовское.
— Что в то же время?
— Конечно, славно было бы — победить ВМРов и все прочее. Но не могу сказать, что я здесь исключительно с военными целями. Меня больше заботит... ну, вы понимаете.
— Клинити.
— Да. Клинити.
— Ясно, — милостиво произнесла Ораковина.
— Только... — начал Немо. Надежда, всколыхнувшаяся в сердце, придала его тону заискивающий оттенок. — Если вы и впрямь хотите мне помочь...
Ораковина смотрела в сторону. У них за спиной Като медленно поднимался на ноги.
— Да, — сказала прорицательница. — Я могу помочь тебе, Немо. Ты любишь Клинити, что само по себе важно. Она тебя не любит. Это дилемма. Лишь одно лицо способно разрешить дилемму.
— Кто же это?
— Ну разумеется, тот, кто создал МакМатрицу. Генеральный Конструктор. Ты должен к нему попасть.
— И как его найти?
— Тебе потребуется ЦУ.
— Что-что? — спросил Немо.
— Особое приспособление, которое укажет тебе путь к Генеральному. Ценная указка, — ответила Ораковина. — Сейчас она в руках у очень древней, очень могущественной программы по имени Мусью. Он обитает в МакМатрице невероятно долго. Дольше, чем мы все.
— И где же он живет?
— В башне ВМРов. Твои друзья знают, как ее найти. Раздобудь приспособление — и сумеешь попасть к Генеральному.
— И это поможет мне уломать Клинити?
— Возможно, — сказала Ораковина. — Конечно, тут уравнение. Клинити должна умереть, чтобы Клинити жила. Клинити должно не стать, чтобы ты ее обрел.
Немо тоненько застонал.
— Как это понимать? Как очередную макбетовскую подначку? «Клинити должно не стать, чтобы я ее обрел»! Так будет она моей или нет?
— Прости, малыш, — сказала Ораковина и похлопала его по коленке.
— Я люблю ее! — выпалил Немо. Слезы брызнули из глаз и побежали по горячим щекам, сворачиваясь на ходу, как яичный белок на сковородке. — Правда люблю! Жить без нее не могу!
Однако Ораковина уже, кряхтя, поднималась на ноги. Като открыл пожарную дверь, и она зашаркала к дому.
— Мне пора идти. Тебе никогда не разобраться, что сулит пророчество, которого ты не понимаешь.
— Разумеется, не разберусь. — Немо вскочил и со скамейки и вытер рукавом слезы. — Это и так ясно. Почему нельзя дать четкое и ясное пророчество? Такое, чтобы я понял?
Ораковина помедлила на пороге открытой двери и оглянулась на Немо.
— Следующий раз, как будешь в реальном мире, посмотри хорошенько.
— На что? — с подростковой сварливостью выкрикнул ей вслед Немо. Слезы мешали говорить внятно.
— Не знаю. На небо. На солнце. Ответы там, их надо только рассмотреть. Это все очевидно, ты просто не замечаешь.
И она шагнула в дверь.
(8-|)=[Дверь защелкнулась.
Долгие минуты Немо стоял, пытаясь прийти в себя. Слезы выбили его из колеи; не так просто было вновь обрести нормальное состояние. Лишь перестав всхлипывать, он понял, что не знает, как выбраться из МакМатрицы. Ясно, что через тот же узел, через который вошел, но в какой это стороне?
«Надо было выйти вместе с ними через дверь мистера Бенна», — подумал он.
Однако жалеть было поздно.
— Что же мне делать? — сказал Немо вслух и огляделся в
