– Этого – строго стеречь. Окно закрыть. В разговоры не вступать.
Тут же его воля была исполнена, и на моё окно снаружи надвинули крепкую деревянную заслонку; закрепили железными винтами.
Очень довольный происходящим, я снял с себя надоевший доспех, размотал сапоги, стянул и штаны, и рубаху, поправил и обгладил всю одежду, заново оделся и обулся, туго подпоясался: подготовил себя к дальнейшему.
Время шло; голоса за деревянной стеной звучали звонко, но ровно; ничего не происходило, одни парни приходили из караула, другие уходили. Насколько я уяснил из подслушанного, принятые меры безопасности показались всем чрезвычайными: у ворот Храма велено было поставить четверых, и у входа в княжий дом ещё четверых; по личному повелению князя молодого Финиста и его жену заперли по своим комнатам, и у каждой двери стояло ещё по двое; Марью же поместили непосредственно в комнате князя, и сам князь прямо сейчас её допрашивал, и охраняли его покои старшие начальники, в том числе Куланг.
Внешние наряды, по периметру города, под основанием и высоко наверху, на границе Верхнего неба, – были также удвоены и сменялись в два раза чаще, чем обычно.
Арсенал был открыт, оружейники проверяли и заново правили клинки, кинжалы и навершия копий.
По вибрациям пола я понимал, что никто в городе не спит, все на ногах, все встревожены, все намерены, отложив дела, после захода Солнца явиться на главную площадь.
Суд в нашем городе скорый: если ты преступил закон сегодня – должен быть наказан назавтра, и не позже.
Ожидание стало мне надоедать, я устал и лёг на лавку, лицом вниз, чтобы расслабиться, но как раз в этот миг голоса воинов снова смолкли, и загремел засов на двери.
Я сел.
Когда увидел вошедшего – встал и поклонился.
– Это ты, – негромко сказал старый князь Финист. – Давно не виделись.
Я мог бы ответить, что совсем не так давно: третьего дня наблюдал за ним, входящим и выходящим из избы ведьмы Язвы.
Он, разумеется, давно забыл обо мне – но я его помнил; я про него много знал.
Но промолчал, только кивнул.
Следом за князем один из охранников поспешно внёс кресло; хозяин Вертограда медленно сел, поморщившись и потерев ладонями колени; глухо звякнули золотые браслеты на его запястьях.
Он подождал, пока охранник выйдет и закроет дверь.
– Ты не вовремя вернулся, – сказал он.
– Нет, князь, – сказал я. – Вовремя. Это я всё подстроил. Это я принёс в город дикую девчонку.
Я продолжал стоять. Князь некоторое время молчал, потом спросил:
– Зачем тебе это?
– Я хочу, чтоб меня простили. Ты помилуешь меня, и я вернусь домой.
Старший Финист выглядел усталым, недовольным, но решительным. Руки его немного дрожали, выдавая сдерживаемое раздражение или даже гнев, и ещё портила впечатление дряблая, слишком тонкая, уже совсем старческая шея. Но в общем он держался как настоящий всесильный хозяин своего всесильного народа.
Он так и не предложил мне сесть.
– Почему я должен тебя помиловать?
– Отвечу, – сказал я, – если пойму, что произошло. Чтоб я принёс тебе пользу, я должен знать, как всё было.
Князь хмуро погрозил мне пальцем:
– Ты хитрый, я вижу.
– Может, и хитрый, но клятве не изменял. И тебя не предавал, и не предам.
– Увидим, – сказал князь, нехорошо усмехнувшись. – А было вот что. Жена моего сына впустила в спальню чужого человека. Дикую девчонку. Впустила в обмен на подношение. Возможно, девчонка соблазнила моего сына. Возможно, применила колдовство. Финист был слабый, после болезни – а тут поднялся, здоровее здорового. Взял оружие, призвал охрану. Жену приказал схватить за предательство. А потом уже я вызвал свою охрану и велел взять всех. И дикарку, и сына, и его жену…
Старший Финист надвинулся, посмотрел исподлобья; мне удалось выдержать удар его взгляда.
– Теперь говори, каким боком ты здесь.
– Я здесь не боком. Я лицом. Я помог вернуть память твоему сыну. И ещё я помог изобличить измену. Я сделал это ради тебя и своего народа, но и ради себя тоже; лукавить не буду. Я попрошу прощения – и, надеюсь, мне разрешат вернуться. Вот моя цель. Я пришёл с добром, и девка эта, дикая – тоже пришла с добром…
– Я должен её казнить, – тяжко выдавил старый князь. – По Завету так. Но мой сын против.
– Тогда казни и меня, – сказал я. – Мы с ней заодно. Я её сюда доставил. И сам пришёл, чтоб поддержать. Я всё знаю про тебя, князь. А ты всё знаешь про меня. Двадцать лет назад я служил в городской охране. Ты хорошо относился к моему отцу. Когда ты проходил мимо, ты всегда хлопал меня по плечу…
– Твой отец умер, – сказал князь.
Я кивнул.
– Да. Восемь лет назад. Я был на похоронах. Прокрался тайком. Потом вернулся вниз. И там, внизу, я видел тебя, князь Финист. Много раз.
Старик выпрямился, теперь в его взгляде было враждебное любопытство.
– Ты спускался в долину, – продолжал я, – ты посещал старую ведьму Язву. Может быть, ты знаешь её под другим именем… Это неважно. Важно, что я тебе не враг, я хочу тебе помочь. Я уважаю твоего сына, я уважаю его подругу, эту земную девочку – никого сильней её я не встречал ни внизу, ни наверху… Я на твоей стороне. Я сделаю всё, что ты скажешь. Только пообещай, что меня простят…
– Такого обещания, – сурово произнёс старший Финист, – дать не могу. Это решит суд, согласно Завету.
Я собрался с духом и тоже придвинулся ближе к старику, и перешёл на шёпот.
– Согласно Завету, твой сын не должен был сходиться с бескрылой девушкой. А он сошёлся. Согласно Завету, твой сын не должен был ничего рассказывать ей про наш город. А он рассказал, и даже подарил дорогой инструмент. Согласно Завету, ты, князь, не должен был лечить сына дикарскими снадобьями – а ты лечил. Ты мог погубить его. Слюна змея – сильнейший яд. Твой единственный сын едва не сделался безмысленным дураком. Тогда ты остался бы без наследника, а наш народ – без правителя. Младшего Финиста спасло только чудо. Я могу всё это сказать на суде. А могу не сказать.
Князь выслушал, гордо выпрямился.
– Есть ещё один путь, – ответил он. – Я прикажу удавить тебя. Здесь, сейчас. И сбросить вниз.
– Да, – сказал я. – Можешь. Но не сделаешь. Я прилетел сам, и сдался добровольно, потому что верю в твою мудрость. Ты никогда не был жесток. Ты правил не страхом, но разумом и знаниями. Оставайся таким же. Мы все тебя любили и любим. И даже я, проживший полжизни внизу, теперь, говоря с тобой, понимаю, что люблю тебя. Повторяю, я ради тебя готов на всё, я давал тебе клятву верности и до сих пор ей верен…
– Ты смелый парень, – похвалил князь.
– Нет во мне смелости, – ответил я, – только
