– Я бы забрал этот череп, – медленно сказал он. – Если никто не против.
Малой Потык громко фыркнул.
– Нет, – резко сказал он. – Это мой череп. Это я отрубил башку.
– Хорошо, – тут же ответил князь-нелюдь. – Конечно. Не возражаю.
– Я отвезу этот череп за перевал, – сказал Потык. – Обменяю на коров или коз.
Князь-нелюдь кивнул.
– Ты прав, – сказал он. – Это дорогая добыча. Летающих змеев почти не осталось. Кроме этого, есть ещё трое или четверо. Далеко на востоке, в земле Хань. Ты знаешь, где находится земля Хань?
Малой Потык задрожал от волнения.
– Не знаю, – смело ответил он. – Но я знаю, что змеев череп – мой. И что змеева порода сгинула. Боги стёрли её с лица земли. – Он помедлил, ухмыльнулся. – Как и вашу.
Князь-нелюдь поднял брови.
– Кто сказал тебе такое?
– Люди сказали, – ответил Потык.
Князь-нелюдь оглядел мальчишку с ног до головы.
– Может быть, – спросил он, нахмурившись, – ты хотел бы отрезать и мою голову? Как отрезал эту?
– Нет, – ответил Потык. – Не хотел бы. От змея был вред. Змей кричал и распространял смрад. А от тебя нет ни вреда, ни пользы, ни даже смрада. Твоя смерть нам не нужна. Как и твоя голова.
– Ты смелый юноша, – сказал князь-нелюдь. – Ты знаешь, что от этого змея родится другой?
Потык вернул себе спокойствие.
– Мне всё равно, – сказал он. – Убили этого, убьём и другого.
Князь птиц заинтересованно наклонил голову.
– Ты думаешь, – спросил он, – что убить – это лучший способ доказать правоту?
– Разумеется, – твёрдо ответил Потык. – Этому учат волхвы. Жизнь нельзя утвердить иначе, чем через смерть. Ведь если не будет смерти – как мы отличим бытие от небытия?
– Разумно, – сказал князь-нелюдь. – Но ты должен понять. Смерть – это не главное событие жизни. Часто бывает, что смерть ничего не меняет для человека.
Малой Потык – я внимательно наблюдал за ним – совсем осмелел, ухмыльнулся и гордо поднял голову.
– Ты не человек, – резко заявил он, сверля глазами нелюдя. – Ты ничего про нас не знаешь. Говорят, ваш род живёт три тысячи лет. Если так, я не могу постичь тебя, – но и ты не можешь постичь нас. Ты не понимаешь, что для меня ничто никогда не меняется. Всё и вся движется по кругу, и я тоже. Ты говоришь: после старого змея родится новый, – а для нас это ничего не меняет. Один змей подох, другой родился – так проявлена вечная сила Коловрата.
У меня, наблюдавшего за разговором, сложилось впечатление, что бронированный птицечеловек забавляется, – он ждёт, когда старуха изготовит лекарство, он хочет скоротать время, наблюдая за лесными дикарями, обмениваясь с ними словами на их простом дикарском наречии.
– Ты всё верно сказал, – ответил князь-нелюдь. – Но ты не понимаешь главного. Это существо тебе не враг. Оно пожирало мёртвых и больных животных и так поддерживало общее равновесие.
– Равновесие незачем поддерживать, – сказал Потык. – Оно и так есть. На нём всё основано. Наоборот, его полезно нарушить. Так оно ещё больше укрепляется, это равновесие.
Мне показалось, что Потык имеет умысел, нарочно нарывается на удар, – слишком презрительно он улыбался, слишком громко возражал князю птиц; это было смело, дерзко, красиво – но неосторожно. Я продолжал тревожиться, и тосковать, и оглядываться на топор, лежащий на траве в ногах у Потыка.
А Потык, перешагнув через топор, ещё добавил:
– Дело сделано, и говорить о нём бесполезно. Лучше скажи нам что-то более важное.
– Что-то важное? – переспросил князь-нелюдь, наморщив огромный коричневый лоб.
– Да, – сказал Потык. – Если твой народ на три тысячи лет старше нашего – скажи что-то, что мы должны знать. Что-то главное.
Князь-нелюдь протянул руку. Положил ладонь на плечо Потыка.
– Неть, – пророкотал он, немного сутулясь. – Мой народ не вмешивается в дела твоего народа. Мы существуем отдельно от вас. Так мы сохраняем свою кровь и свою особость. Разговаривая с тобой, я уже нарушаю древний обычай. Я не знаю, что тебе сказать. Задай точный вопрос, и я попробую тебе ответить.
Малой Потык оглянулся на меня – но я не ответил ему ни жестом, ни взглядом; я не знал, чем закончится разговор этих двоих.
Потык набрал было воздуха, чтоб задать князю птиц вопрос, – но вдруг из дымохода старухиной хижины пошёл клубами густой, горький дым сухих берёзовых дров, а вместе с ним – странный, скверный запах, стремительно разошедшийся по двору и дальше, вниз по склонам холма; минуло несколько мгновений, и ужасная вонь затопила округу; не успев задать своего вопроса, Потык зажал рукой лицо.
Гиблый дух был так тяжёл, что нелюди отпрянули от нас, все трое, и князь, и его стража, и то, как резко и невпопад они это проделали, выказало их слабость.
Нет, они не были всесильными, неуязвимыми полубогами: они были похожи на нас, обычных людей; они были, как мы.
Струя кислого смрада быстро иссякла, и спустя малое время старуха вышла из дома, держа в дрожащей руке глиняный кувшин с узким горлом.
Горло было забито деревянной пробкой и сверху толсто залито воском.
Марья появилась следом и держалась подле старухи.
Старуха кашлянула и сказала:
– Вот.
И протянула кувшин.
Но нелюдь спрятал руки за спину и произнёс:
– Как этим пользоваться?
– Вовнутрь, – ответила старая Язва. – Как глотнёт – так заснёт. Когда проснётся – пусть ещё глотнёт. И так пусть пьёт и спит, пока не выспится и всё не выпьет. Когда будет блевать – воды не давайте, так ещё хуже будет. Лучше вина. И самое главное: когда всё выпьет и очнётся – не узнает никого. И про себя помнить ничего не будет. Тебе, князь, придётся заново объяснить ему, кто он такой, как его зовут и для чего он родился.
Нелюдь протянул руку и взял кувшин. Взвесил в ладони.
– Судя по запаху, это сильное лекарство.
– Очень сильное, – ответила старуха. – Сам удивишься.
– Хорошо, – сказал князь-нелюдь.
Зажав глиняную ёмкость в обширной ладони, он повернулся и зашагал прочь.
– Стой! – крикнула Марья. – Ты обещал взять меня с собой!
Она бросилась, оттолкнув старуху, бегом, следом за главным нелюдем, который, не укорачивая шага, уходил прямо в туман; почти догнала, почти вцепилась в широкий крепкий пояс на его спине – но два княжьих охранника придвинулись с двух сторон, опустили гладкие копья, преградили путь.
Девка – как и все мы в тот миг – поняла, что её обманули.
Что князь птиц не собирался держать обещания.
И в моей голове сразу всё сложилось в верное понимание случившегося. Нелюди с самого начала решили нами пренебречь; все их торжественные клятвы были пустым сотрясением воздуха; ради своих целей они пообещали нам всё, что мы хотели, а потом – без сожаления, легко, спокойно отказались от обещаний; они совсем нас не боялись.
Марья
