– Не ваше дело, – сказала ведьма.
– Нет, – сказал Потык. – Наше. Мы уйдём, а ты опять обманешь.
– Обману? – старуха вздохнула. – Пока что, сыночек, главный обманщик – это ты. Обещал не убивать гадину – а сам убил. И мало того что убил, так ещё и башку отрезал и сюда приволок. Теперь змеево дитя подумает, что я с вами заодно. Прилетит, чтоб отомстить.
– Пугаешь? – спросил Потык.
Я видел, что парень в отчаянии. Он не хотел уходить.
Он не желал расставаться с Марьей.
И я не хотел.
И Тороп, подошедший последним и вставший по другую сторону от меня, – тоже приосанился и кивнул.
Мы не хотели уходить, мы не верили, что всё кончилось.
Такое бывало со мной в дальних походах. За множество дней совместных усилий, лишений и бед ты сближаешься с товарищами, срастаешься с ними, шагаешь в пешем строю, едешь в конном строю, налегаешь на вёсла, двигаясь водой; бьёшься, проливаешь кровь, терпишь лишения, мёрзнешь, голодаешь. А потом настаёт время вернуться. Твой отряд, ещё вчера представлявший собой спаянный, слаженный боевой полк, где каждый защищал каждого, – сегодня становится просто ватагой разновозрастных мужиков, которые хлопают друг друга по плечам и разбредаются по своим хозяйствам. Расходятся, оглядываясь: ни один не верит, что всё, дело завершено, поход окончен, боевого братства больше нет.
Так и мы теперь: глядели друг на друга, на Марью, на ведьму, на змееву башку – и не понимали, как быть.
– Меня доставят в птичий город, – сказала Марья. – Есть способ.
– Что за способ? – спросил Потык.
– Неважно, – ответила старая ведьма. – Идите с миром, ребята. Дальше мы как-нибудь сами.
Я посмотрел на недовольного, взъерошенного Потыка, на Торопа, явно измученного голодом и недосыпом.
Их решимость и их упрямство передалось мне.
– Никуда не уйдём, – сказал я. – Пока ты не исполнишь обещанного. Сначала доставь её в птичий город. И чтоб мы убедились, что ты не соврала.
– Нет, – сказала ведьма. – Идите. То, что здесь будет, не для ваших глаз.
– Не уйдём, – тут же возразил Потык. – Мы тебе не верим.
Ведьма посмотрела на Торопа.
Тороп из нас – троих мужчин – выглядел самым унылым и измученным; двухдневная битва измотала его.
– Ты тоже мне не веришь? – спросила ведьма.
– Верю, – ответил Тороп. – Я всем верю. А тебе особенно. Но сначала я верю ей, – он кивнул на Марью. – Если она не получит, что хотела, – зачем тогда это всё было? Зачем мы тварь убили? Зачем надрывались? – Он посмотрел на ведьму с уважением. – Ты уж давай, пожалуйста. Сделай, что обещала. Отправь её в птичий город. И так, чтоб мы всё видели.
Старая ведьма подумала и кивнула.
– Ладно, – сказала. – Будь по-вашему.
Она сошла с крыльца и толкнула меня плечом неожиданно сильно; я пошатнулся.
Старуха вышла ближе к краю своего двора – туда, где изгородь щетинилась кольями с насаженными на них кабаньими и медвежьими черепами.
– Иди сюда! – крикнула она, глядя в чёрную лесную чащу. – Давай!
Но никто не вышел на её зов.
– Иди, – крикнула старуха. – Не бойся!
Я всматривался в переплетение ветвей и ничего не видел; Марья вдруг задышала часто и сильно; малой Потык прошептал грубое ругательство.
Старуха меж тем махнула рукой, обращаясь к кому-то, кто сидел в ветвях:
– Иди! Они всё про тебя знают! Слезай!
Наконец, качнулась одна ветка, другая.
Неясная тень скользнула вниз.
Крупное, гибкое существо соскочило на землю перед нами, бесшумное и, очевидно, очень сильное.
Я увидел ещё одного нелюдя, такого же, как птичий князь и его охранники.
Такого – да не такого.
Этот был худым и бледным; его тело обтягивала та же броня, что защищала князя птиц, – но изодранная и изношенная донельзя. Голову и верхнюю часть лица закрывала меховая шапка, каких не делали у нас в долине; скорее, шапка была сшита где-то далеко на севере, у народов, населяющих берега ледяных морей.
Нелюдь распрямился во весь свой немалый рост и обнажил зубы в улыбке.
Его шею и запястья обнимали многие цепи и браслеты из блистающего, тщательно начищенного серебра. В серебряное плетение во многих местах были вделаны самоцветные камни, зелёные и красные, горящие опасным пламенем.
Такой драгоценной роскоши я не видел даже у самых богатых людей долины – только в иных землях, далеко на юге, у вождей больших кочевых племён, у скифов или ойротов.
Его плечи накрест обнимали перевязи, обшитые железными и медными пластинами, а по бокам на перевязях висели длинные кривые мечи в наборных, искуснейшей работы ножнах.
Унизанный драгоценностями нелюдь-оборванец развёл в стороны руки и произнёс:
– Вот он я. Говорите, чего надо.
Я ощутил резкий, сильный запах его тела; я понял, что передо мной – особенный нелюдь. Странный.
И гораздо более опасный, чем птичий князь и его воины.
16.Он мне неприятен.
Он слишком высокий, слишком сильный, слишком презрительно скалит зубы.
Он слишком чудно́ выглядит. Его броня разошлась на плечах, и прорехи грубо стянуты льняной лесой.
Я смотрю на эту лесу, увязанную небрежными узлами, и понимаю: оборотни не всесильны.
Пусть они стремительны и могучи – но они такие же, как мы, и теми же узлами перетягивают негодный доспех; они подобны нам; их можно победить.
– Я думала, ты совсем одичал, – говорит ему старая Язва.
Нелюдь-оборванец мирно разводит руками.
– Может, и одичал. Я уж и сам не знаю.
У него тяжёлый взгляд: возможно, ещё более тяжёлый, чем у птичьего князя; тот просто пытался подавить, показать власть – а этот, настороженный, внимательный донельзя, никому не верит, каждый миг ожидает нападения, и готов тут же или ударить в ответ, или исчезнуть.
Голос его льётся, как мёд, – сладко, неспешно. Он выговаривает слова не так, как другие оборотни: почти правильно, почти неотличимо от любого другого жителя зелёной долины.
Он смотрит на Марью, продолжая улыбаться. Марья опускает глаза.
Нелюдь протягивает руку.
– Пойдём, – говорит он.
Малой Потык вдруг подкидывает в руке топор.
– А ты кто такой? – спрашивает он, упрямо наклоняя голову.
– Разбойник он, – отвечает старая ведьма вместо нелюдя. – По роже не видно, что ли?
– Видно, – отвечает Потык, оглядываясь на Торопа – а и у него тоже в руке дубина, невесть откуда взявшаяся.
Я понимаю: быть драке; двое парней слишком устали, и вдруг появившийся оборотень-разбойник их не пугает; они уже пуганные.
– Скажи им, – велит ведьма.
Нелюдь поднимает брови.
– Что сказать?
– Скажи, что доставишь девку в Вертоград.
– В Вертоград? – нелюдь явно издевается. – Зачем?
– Затем, – говорит старуха, – что ты мне должен. Я тебе помогала – теперь ты мне помоги. Вот.
И она берёт Марью за локоть и выталкивает вперёд себя.
Разбойник сдвигает свою мохнатую шапку на затылок.
– Так ведь её убьют, – говорит он. – В Вертограде. Она ранила княжьего сына.
– Значит, это ты, – спрашиваю я, – следил за нами?
– За вами весь лес следил, – отвечает нелюдь, продолжая рассматривать Марью жадным жёлтым глазом. – И медведи следили, и лоси, и кабаны. И сам лешак за вами следил. И бабка следила. И птичий князь следил. Так что я
