Вопрос с курткой решить сложнее. Она у нас одна на двоих.
Выхода три:
взять куртку,
отдать куртку мальчику
или использовать ее как одеяло для нас обоих.
Если выбрать третий вариант, придется лежать очень близко друг к другу. Будем чуть ли не прижиматься друг к другу. Решаю отдать куртку мальчику. Да и холод не даст мне заснуть, а я не уверена в том, что спать в эту ночь будет безопасно.
Я приподнимаю мальчика и сажаю его на каменное надгробие:
– Спи. Завтра нас ждет долгая дорога.
Мальчик ложится, но не сворачивается калачиком, как обычно. Он ворочается. То на спине полежит, то на животе. То на одном боку, то на другом. Думаю, это потому, что нет подушки. Но потом я слышу, как он облизывает зубы, и понимаю – камешек ему не вернули.
– Тише-тише, – говорю я. – Успокойся.
И он наконец успокаивается.
Я обхожу надгробие по периметру, как будто это мой замок, а я его страж.
Замок.
Темнеет.
И становится холодно.
Освещение собора выключают. Огни Глазго тоже постепенно гаснут.
Я потираю ладони. Растираю ноги. Прячу ладони под мышки. Под мышками тепло сохраняется дольше – этому я научилась в пустыне.
Надо сконцентрироваться.
Думаю о цветущем дереве у входа в некрополь. Мысленно представляю бледно-розовые лепестки. Интересно, почему вишня цвела, сейчас ведь не весна?
Говорю вслух:
– Мир прекрасен, папа.
Устала. Сажусь на край надгробия Колина. Сидеть неудобно, потому что облокотиться не на что. Ложусь на минутку ближе к резному краю надгробия. Но кладбище еще не спит. Наверное, люди продолжают прибывать.
Нельзя спать.
Смотрю на небо. Это так странно – небо уже должно быть черным, но оно синее. Не на все сто, но все же синее. А вот памятники черные. Такое чувство, словно они склонились надо мной и, как бахрома, ограничивают вид на небо. Кажется даже, что один из них вот-вот на меня свалится.
Это – башня.
Черная башня с зубчатыми бойницами. Она похожа на перечницу. А еще похожа на башню в центре Замка. Такое впечатление, будто я прорвалась сквозь все стены и сломала все замки, которые хранили мои страхи, и оказалась внутри самого главного.
И как всегда, оказавшись у запертой на замок главной двери в центре Замка, я слышу что-то похожее на тихий крик.
Хотя, возможно, это тихо позвякивают маленькие серебряные монеты.
И вот, когда башня нависает надо мной, появляются женщины. Две женщины, пять, десять. Высокие темнокожие женщины в оранжевых платках. Платки тускло-оранжевые, яркие, однотонные и с узорами. И все украшены серебряными монетами. Оранжевые руки с серебряными кольцами на пальцах тянутся ко мне, даже не ко мне, а к мальчику, и звон становится громче. Как много рук, и все звенят. Две, четыре, шесть. Они тянутся к спящему мальчику. Поднимают его и тащат от меня в темно-синюю ночь.
А потом кто-то кричит.
По-настоящему кричит. Громко.
Но это не те женщины.
Это – я.
Крик вырывается у меня изо рта. И я просыпаюсь от собственного крика. Я открываю глаза. Я спала, и мне приснились женщины в оранжевых платках с серебряными монетами.
Но мальчик исчез не во сне. Его нет рядом со мной.
51
Привидение
Я сажусь. Но я не кричу, крик тоже был во сне. Это хорошо, потому что кричать – глупо.
Да и объяснение исчезновения мальчика может быть вполне невинным.
Например, он мог отойти, чтобы облегчиться. Как Мохаммед в ту ночь в пустыне. Такое вполне вероятно.
Вот только я его не вижу.
Хотя, если бы мне захотелось пописать, я бы зашла за какое-нибудь надгробие. Это нормально.
Встаю и зову мальчика:
– Мо, Мо.
Но это тоже глупо. Его ведь не Мо зовут. Но как еще мне его звать? К тому же он легко узнает мой голос и придет ко мне.
– Мо!
Ничего.
– Мо!
Ничего.
Где искать? На кладбище темно и при этом полно людей.
Надо оставаться на месте. Он вернется. Конечно, он вернется. Он ведь знает, куда нужно возвращаться.
Ко мне.
В башню-перечницу.
На могилу Колина Данлопа из Толкросса.
Если только он все запомнил. А он не все запомнил. Запомнил, но не то, что надо.
Но его не могли забрать.
Нет. Это какой-то дурной сон. Если бы мальчика забрали против его воли, он бы закричал. Я бы что-то услышала. Не услышала, так почувствовала бы.
Значит, он не пропал.
Он не мог пропасть.
– Мо!
Теперь я кричу. А если его никто не уводил? Если он ушел сам? Просто потому, что мимо прошла та высокая женщина в оранжевом платке? Она протянула руку, и мальчик ее взял. Тихо и покорно. Ушел, даже не оглянувшись.
Нет. Только не ночью. Никто не станет ходить и искать по ночам. Ночью трудно что-то найти. Ночью легко потеряться.
– Мо!
Замечаю в темноте какое-то движение. Кто-то или что-то приближается ко мне. Оно маленькое и в белом покрывале. Как привидение. Ребенок ростом с мальчика. Накрыт с головой белым одеялом. Вернее, не белым, а бело-розовым, как будто на него осыпались лепестки отцветающей вишни. Фигура приближается, а я не двигаюсь. Не могу даже пошевелиться. Долгое время уходит. Привидение в бело-розовом покрывале делает еще шаг и оказывается в луче лунного света.
Это мальчик.
– Чтоб тебя! – ору я. – Где ты был?
Призрачные лепестки – это обычные шерстяные нитки. Какое-то странное вязаное одеяло белого и розового цвета. Похоже – ручной работы. Человек, который вязал такое одеяло, явно вложил в него свою любовь и тепло. Мальчик закутан в это одеяло. И он улыбается.
– Куда ты пошел среди ночи? – не унимаюсь я.
Мальчик широко открывает глаза, потом открывает рот и достает изо рта белый камешек. Он улыбается, и я снова вижу его сколотый зуб.
– Ты ходил искать себе камешек? – возмущаюсь я. – Ладно. А что это за одеяло?
Из темноты выходит женщина.
– Это я ему дала, – говорит она.
Поверить не могу. Я так сосредоточилась на мальчике, что даже не заметила, что у него за спиной стоит кто-то еще. И естественно, я готова к тому, что на этой женщине будет украшенный серебряными монетами оранжевый платок. Но ничего такого на ней нет.
А есть похожие на паутину черные кружевные митенки.
– Он потерялся, – говорит мисс Сперри. – А я его нашла.
52
Мисс Сперри
То есть мне кажется, что это мисс Сперри. Но к такому выводу я прихожу только потому, что увидела эти перчатки. Хотя у многих людей могут быть черные перчатки из похожих на паутину кружев. Могут, но не факт. Я в своей жизни такие перчатки видела только на руках мисс Сперри. Такие перчатки пришли не из Прошлого. Они пришли из времен, которые
