Трудно поверить, что у меня есть будущее.
– Как думаете, они собираются открыть бункеры? – спрашивает Леобен и оглядывается по сторонам, выискивая место, куда может поставить пустую бутылку.
А затем бросает ее в бак, и та погружается в синюю жидкость.
– Думаю, да, – говорит Коул. – Они могут подождать несколько недель, но, думаю, многие уже готовы вернуться на поверхность.
Гимн «Картакса» раздается в помещении, и на экранах запускается трансляция с разных уголков мира. Над лагерями выживших взрываются фейерверки, а люди молятся. Толпы людей в бункерах собрались в общественных местах, держа на руках детей. Два года кошмаров. Два года эпидемии чумы.
Я продолжаю твердить себе, что все закончилось, но пока не осознаю этого.
Снаружи доносятся хлопки. Я инстинктивно вздрагиваю и поворачиваюсь к футбольному полю, ожидая увидеть, как взрываются дурманщики. Но вместо облака дымки я вижу огни фейерверка, отбрасывающие яркий белый свет на поднятые к небу лица людей.
– Пойдемте найдем Дакса, – предлагает Леобен и указывает на улицу бутылкой с шампанским, которую стащил у стоящей рядом девушки.
Еще два фейерверка со свистом рассекают воздух и взрываются синими и красными огнями. И хотя я вижу их, все равно вздрагиваю от этого звука.
Толпа поет, музыка долбит. Костер горит. На экранах высвечиваются миллионы счастливых лиц, а у меня вдруг перехватывает дыхание. Я закрываю глаза и вижу три горы, покрытые чистым белым снегом. Затем пронизывающие серые глаза отца, сверлящие меня.
Коул делает шаг вперед, но я словно приросла к полу.
– Ты в порядке, Кэт? – спрашивает он.
Слишком многое случилось сегодня со мной. Слишком много радости, слишком все запутанно. Мы сделали то, что хотели – расшифровали вакцину и отправили ее людям, – но мне все еще кажется, что я пытаюсь выбраться из зыбучего песка.
– Коул, – шепчу я, – мы можем уйти в более тихое место?
– Ты в порядке? Может, позвать медсестру?
– Нет, все хорошо. Я просто… потрясена. – Я стягиваю халат на груди. – Мне бы не помешал душ и немного одежды.
Глаза Коула на мгновение стекленеют.
– Они приготовили для тебя одежду в одной из комнат. Там есть ванная и кровать.
– Ну-ну, солдат.
Он улыбается:
– Я совсем не это имел в виду, но мне нравится ход твоих мыслей.
Я пихаю его локтем в ребра, но Коул с улыбкой хватает меня за руку и, притянув к себе, обнимает за талию.
– Я отведу Кэт принять душ и переодеться, – кричит он Леобену.
– Давай только без подробностей! – кричит тот в ответ.
Леобен запрокидывает голову и пьет прямо из горла, а затем бросает бутылку в бак за своей спиной идеальной дугой.
Коул улыбается, обнимает меня за плечи и уводит сквозь толпу. Кто-то все время норовит взять меня за руку или попросить дать им пять, их лица освещены мерцающим огнем костра. С десяток людей пытаются остановить нас, желая поговорить о расшифровке, но Коул ловко обходит их и уводит меня в спортзал.
Двери захлопываются за нами, приглушая звуки фейерверков и крики толпы на поле возле костра.
– Тут лучше? – спрашивает Коул, ведя меня по тускло освещенному коридору.
Я вздыхаю и прижимаюсь к нему.
– Ты даже не представляешь насколько.
Он петляет по коридорам школы мимо пустых классов, пока наконец не останавливается у двери без опознавательных знаков. Внутри крошечной комнаты, которая раньше была лазаретом, вдоль серой шлакоблочной стены стоит несколько коек. На столе у двери лежит стопка новой одежды с логотипом «Картакса», расческа и пакет с салфетками, пахнущими ванилью, а на полу стоит пара ботинок. Свет в комнате горит, внутри поджидает Дакс с нечитаемым выражением лица.
Сузив глаза, Коул смотрит на него. Его рука сильнее стискивает мои плечи.
– Что ты тут делаешь, Крик? Я думал, вы с Новак готовитесь к одной из ее трансляций.
– Мы закончили. Бо́льшая часть была записана заранее. Мне нужно поговорить с Катариной наедине, а вам, наверное, стоит сходить и проверить Леобена. Он связывался со мной… и уже пьян. Фейерверк закончился, и он спрашивал, где джип. А затем упомянул что-то о гранатомете.
– Ох, это плохо, – бормочет Коул. – Наверное, мне следует… – Он поворачивается ко мне.
– Все в порядке, – говорю я. – Иди. Мне все равно нужно поговорить с Даксом.
– Ты уверена?
Мой живот сжимается. Мне нужно поговорить с Даксом о расшифровке, но я не уверена, что готова услышать то, что он скажет.
– Иди, – повторяю я и толкаю Коула в грудь. – Все в порядке, честно. Лучше останови Леобена, пока он что-нибудь не взорвал.
Коул сжимает мою руку и бежит обратно по коридору. Дакс молчит и невозмутимо смотрит на меня. Как только шаги Коула стихают, я вхожу в комнату. Мое тело расслабляется, когда я опускаюсь на одну из стальных кроватей.
Дакс не сводит с меня своих изумрудных глаз. Похоже, он пытается прочитать что-то на моем лице. Что-то, чего он не может понять.
– Какого цвета твои глаза, Катарина?
Я хмурюсь. Этого я совсем не ожидала услышать.
– Они серые, как и у моего отца. Полиморфизм[30] в ОСА2[31], ты же знаешь.
– Да, знаю. – Он садится на кровать рядом со мной и так пристально смотрит мне в глаза, что я хочу отвернуться. – Что ты сделала во время расшифровки?
– Я не знаю, почему выжила. Много чего непонятного происходило, например…
– Я не об этом спрашиваю, – перебив меня, говорит он. – Что ты сделала с вакциной?
Я удивленно моргаю.
– С вакциной? О чем ты говоришь?
Он встает и начинает расхаживать по комнате.
– Ты же гений, Катарина. Не прикидывайся дурочкой, тебе это не идет.
Мое дыхание учащается.
– Дакс, клянусь, я не понимаю, о чем ты говоришь. Это как-то связано с ЭРО-86?
Дакс замирает, так и не опустив ногу на пол.
– Подавление воспоминаний. Конечно. – Он поворачивается ко мне, и черты его лица смягчаются, пока он смотрит на меня сверху вниз. – Ты действительно не знаешь?
– Не знаю чего? – Я встаю и шагаю через комнату к нему, стягивая халат на груди. – Дакс, я начинаю сходить с ума. Что происходит?
Он сглатывает:
– Я проанализировал показания клон-бокса и нашел то, что генерировало ЭРО-86. У тебя есть нейрохимический имплант в основании черепа. Раньше его контролировал твой исцеляющий модуль, но он отключился, когда повредили твою панель.
Мое дыхание вновь учащается. Я пытаюсь найти на лице Дакса намек на шутку, но вижу только страх. А затем поднимаю руку и касаюсь загривка. Основания черепа. Вот почему меня мучили мигрени.
– Ты сказал, что виной мой исцеляющий модуль?
Дакс кивает, и я резко вдыхаю. Именно его вырезал Маркус, потому что думал, что в нем есть нейронный код. Я не
