Но глаза – ярко-зеленые.
Я моргаю.
– Должно быть, это из-за новой панели…
Я перевожу взгляд на свое предплечье, но не вижу ничего, кроме швов, которые выступают на покрытой синяками и грязью коже. Панель все еще растет. И установка модулей даже не началась. И они никак не могли изменить цвет моих глаз.
А затем я вспоминаю слова Дакса.
После процедуры он сказал мне, мой ген цвета глаз мутировал во время расшифровки. Такое в принципе невозможно, но он был уверен, что это произошло. Один крошечный ген, который контролировал цвет моей радужной оболочки, вдруг изменился. Я залезла в бак с серыми глазами, а вылезла с зелеными.
– Коул, – продолжая рассматривать себя в стекле, шепчу я. – Я соврала тебе про процедуру. Она должна была убить меня.
– О чем ты?
– Во время расшифровки вакцина должна была уничтожить мои клетки, как только попала бы в тело. Дакс и Леобен знали об этом, но больше никто, и мы побоялись говорить тебе, потому что опасались твоей реакции. Поэтому Дакс заставил меня пообещать, что я ничего тебе не скажу.
Коул хватает меня за плечо и, повернув к себе, впивается в меня взглядом.
– Ты издеваешься? – Он отступает назад. – Ты серьезно? Ты думала, что умрешь? Поэтому ты пришла в мою комнату? Господи, Кэт. Ты даже не собиралась попрощаться со мной?
– Я не могла рисковать. А вдруг бы сработали твои защитные инстинкты?
Это оправдание звучит так жалко, словно мне наплевать на него.
Он продолжает сверлить меня взглядом.
– Какого черта, Катарина? Ты просто позволила бы мне смотреть, как ты умираешь?
– Ты не понял меня, Коул. Я должна была умереть. Любой нормальный человек умер бы, как только запустили бы процедуру.
Коул замирает.
– Что значит нормальный?
Сглотнув, я потираю затылок. Там снова пульсирует боль, но она не похожа на мигрени, которые мучили меня. Такое чувство, что внутри меня что-то искрится, горит. Словно что-то царапает мой череп изнутри, пытаясь выбраться наружу.
– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Думаю, папа что-то сделал со мной, а затем заставил меня забыть об этом.
– А твои глаза?
Я опускаю глаза на свою руку, на кожу, покрытую синяками, которые исчезнут, как только на панели загорятся светодиоды, а модули заработают.
– А вот тут все совсем непонятно. Во время процедуры что-то произошло. Дакс сказал, что моя ДНК просто… изменилась.
У Коула перехватило дыхание.
– Так это не модифицирование?
– Нет, – говорю я. – Моя ДНК, на которую невозможно воздействовать, стала отличаться от той, что была раньше. Это невозможно, но как-то произошло. Расшифровка должна была убить меня, но я все еще жива. Я не понимаю, что папа сделал со мной, но начинаю кое-что вспоминать.
Несколько секунд Коул стоит, даже не шевелясь. Я даже не уверена, дышит ли он.
– А что ты помнишь, Кэт? – наконец шепчет он.
Я поворачиваюсь к горам и, подняв здоровую руку, указываю на них.
– Их. Я бывала тут раньше, но не могу…
Я закрываю глаза, пытаясь что-нибудь вспомнить. Это так же тяжело, как вспомнить момент засыпания – вы знаете, что это произошло, но детали словно в тумане, когда пытаетесь сконцентрироваться на них. И сейчас тоже ничего не выходит. Чем больше я пытаюсь вспомнить, тем сильнее раскалывается голова, пока боль не охватывает все тело и не лишает дыхания.
Когда я открываю глаза, Коул бледнеет.
– Что еще?
– Как мы ссорились с папой. Мы находились в какой-то… лаборатории, как в хижине. Я была намного моложе и в сером платье. А эти горы видела из окна.
– Нет, – уставившись на меня широко открытыми, испуганными глазами, выдыхает Коул. И от его взгляда мне становится не по себе. – Здесь больше никого не было, никаких других детей. Я вырос в лаборатории, которая находится в этой долине. Именно там базировался «Проект Заратустра». И вместе с нами жили десять охранников, восемь медсестер, два врача и твой отец. Вот и все. Я слышал сердцебиение каждого. Я помню всех посетителей.
– Ты вырос здесь?
Я поворачиваюсь к горизонту, и перед глазами все расплывается. Туман укутал горы, цепляя какое-то из воспоминаний. Теперь я их вижу четче. Основание черепа будто плавится от огня.
– Я помню голограмму. Себя намного младше. Как грызла ногти…
Я перевожу взгляд на свои трясущиеся пальцы. Ногти пообкусаны. Я грызла их последние несколько дней, с тех пор, как Маркус вырезал исцеляющий модуль из моей руки. Нет, не просто исцеляющий модуль – подавитель воспоминаний.
Кажется, до этого я никогда раньше не кусала ногти.
Когда я поднимаю глаза, Коул смотрит на меня так, будто увидел призрака.
– О боже, – выдыхает он. – О нет. Нет.
Комок образуется в горле.
– Ты меня пугаешь.
– Он изменил твои воспоминания, – схватив меня за плечи и впиваясь пальцами в кожу, шепчет Коул. – Он заблокировал их, и твоя ДНК изменилась, так что это возможно. Это возможно… Господи, я чуть не упустил это из виду, когда увидел твои глаза. Они именно того цвета, как я помню.
Я моргаю, в замешательстве уставившись на него.
– Коул, ты делаешь мне больно.
– Боже. – Он сглатывает, и слезы наполняют его глаза. Кажется, он меня вообще не слышит. – Это правда, теперь я понимаю. Той ночью ты пришла ко мне, и думаю, в глубине души я уже все понял. Она всегда делала так. С самого детства. Приходила посреди ночи, когда ей снились кошмары, и сворачивалась калачиком рядом со мной. Я обнимал тебя той ночью, но чувствовал ее, вдыхал ее запах, но решил, что просто схожу с ума.
– Коул! – пытаясь вырваться из его хватки, кричу я.
Боль течет от черепа по позвоночнику к моим конечностям, выжигая огненные линии в моем теле. Грудная клетка содрогается, и я едва сдерживаю стон.
– Коул, что ты пытаешься мне сказать?
– Это ты, – выдыхает он.
Его руки скользят по моему телу, а затем он прижимает меня к себе. Его тело словно камень, но плечи трясутся.
– Это ты, – прижимая губы к моему уху, шепчет он. – Ты Цзюнь Бэй.
Глава 43
Ослепляющие искры, как колючки проволоки, проносятся по моему разуму. Голос Коула эхом отдается в голове.
Ты Цзюнь Бэй.
– Нет, – отталкивая его, выплевываю я. – Ты хоть знаешь, как безумно это звучит? Я дочь Лаклана. Я видела свою ДНК.
– А что, если он изменил ее?
– Это просто невозможно. Это бы убило меня, это бы…
– А как ты объяснишь то, что произошло при расшифровке? – перебивает меня Коул. – Что случилось с твоими глазами? Разве ты не должна была умереть в том баке?
– Я не знаю. – Мой голос дрожит. – Но она была совершенно другим человеком, Коул. Это невозможно.
– Она кусала ногти, – говорит он. – У
