Без Коры и мечты это вообще сложно было называть жизнью. После того как Нова очнулась и обнаружила, что ее оставили, горе девушки было подобно зимней буре – смертельной, ослепительной, способной похоронить на месте. Каждая мысль была как удар ножом, каждое воспоминание – как рана, пока наконец не наступило безразличие. Шатаясь по деревне, осажденная косыми взглядами и сплетнями, она уже чувствовала себя мертвой – даже хуже, чем труп. Скорее, как туша уула после расправы сайров, когда не остается ничего, кроме костей.
– Я всегда знала, что в тебе нет ничего особенного, – сказала Скойе первым делом после пробуждения Новы, ее глаза горели ярче, чем когда-либо. – Всю свою жизнь вы с сестрой важничали, как принцессы, которые ждут, пока их отвезут на бал, но взгляни-ка на себя. Ты не принцесса! – Женщина цокнула языком. – Жалкое зрелище.
Важничали? Всю свою жизнь Кора с Новой работали и делали больше, чем надо. Скойе об этом позаботилась. Ей не на что жаловаться; как и всем остальным. Не безделье выделяло сестер из толпы. И даже не гонор. Просто они всегда верили, что достойны большего. Надежда имеет свойство блистать, и они сияли ею, как две жемчужины в устрице.
Увы, как оказалось, только одна из них жемчужина. А вторая не более чем кусочек кости, отполированный прибоем.
Внезапно за плечом Новы появилась Скойе. Изучила ее работу и рявкнула:
– Это все, что ты сделала за утро?!
Нова часто заморгала. Она слишком погрузилась в свои мысли. В последние дни девушка часто уходила от реальности и погружалась в себя. Теперь Нова увидела то же, что и Скойе. Шкуру уула испещряли бесполезные порезы. Она просто… рубила его.
– Мне жаль, – прошептала Нова.
– И правильно! Ты ничтожество! Ума не приложу, зачем ты понадобилась Шергешу, но я с радостью от тебя избавлюсь.
При упоминании деревенского старейшины Нова оцепенела. Ее будущий муж. Ее голос дрожал, когда она сказала:
– Думаю, все мы знаем, зачем я ему понадобилась.
Скойе замахнулась, и ее ладонь пришлась по щеке Новы как раз под нужным углом для идеальной, отрепетированной пощечины. Скойе умела раздавать оплеухи, а Коры больше не было, чтобы остановить ее руку в замахе. Боль обжигала. Рука Новы взметнулась к лицу. От него исходил жар, как от чайника.
– Ты должна проявлять уважение, – прошипела мачеха. – Такра тому свидетель, я пыталась тебя подготовить. Если ты до сих пор не выучила урок, уже никакие затрещины не помогут.
Все еще прижимая руку к щеке, Нова выпрямилась и сказала:
– Может, проблема в твоих методах?
– Только таких ты и заслуживаешь! Думаешь, Шергеш будет терпеть твою дерзость? – Скойе указала на неосвежеванного уула. – Думаешь, он будет мириться с твоей ленью? Заверяю, пощечины еще покажутся тебе милостью.
Похоже, такая перспектива была ей по вкусу. До чего же люди любят смотреть, как рушится чужая мечта, украдкой подумала Нова. Какое наслаждение видеть мечтателя хромающим и искалеченным, угасающим в осколках своих разбитых надежд. Вот что бывает, когда веришь, что заслуживаешь большего. Ты ничем не лучше нас.
В тебе нет ничего особенного.
Нова даже не пыталась просить мачеху о милосердии относительно брака. Знала, что это безнадежно. Но она молила своего отца. Тот ответил, что брак с деревенским старейшиной – большая честь для нее.
– Я же должен кому-то тебя передать.
– В смысле продать.
Заяк не давал пощечины. Этой остротой Нова заработала себе удар слева. Зато не кулаком – но даже кулак был бы милее, чем его слова:
– Он заплатил бы больше за Кору.
Нова рассмеялась ему в лицо:
– Это он тебе сказал? Старый дурак никогда нас не различал! Он просто торговался, а ты на это купился.
Заяк пришел в ярость, ведь это правда, но львиная доля его ледяного неудовольствия перепала Нове, а не Шергешу, прямо как год назад, когда Мезартим забрал Кору, не оставив компенсации. По какой-то причине Заяк решил – хотя Нова так и не рассказала, что произошло в корабле, – что это ее вина. Каждый раз, когда он смотрел на нее, Нова вспоминала его дар. Он превращал все в лед, пускай и не очень хорошо. Забавно. Ему даже не нужен был дар, чтобы заморозить ее до самых костей.
Как бы там ни было, дело сделано. Шергеш расплатился сполна – не овцами, не шкурами и даже не сушеной рыбой, а настоящими имперскими монетами. Нова знала, где он их хранил. На прошлой неделе, ночью, пока все спали, она вынесла их из дома и покатала на ладони: пять бронзовых монет с ликом императора. До чего странно держать свою цену у себя на ладони.
Мужчины решили между собой, что столько стоит мое тело и пожизненный труд.
Единственная причина, по которой Нова была до сих пор не замужем, потому что Скойе уговорила оставить ее на время Убоя, чтобы выбить из нее последний сезон работы. Не то чтобы ей это сильно помогло.
– Если это лучшее, на что ты способна, – мачеха наклонилась вплотную, обдавая своим дыханием, смердящим рыбой, и ткнула Нову багром, – то я отдам тебя прямо сейчас. Пусть он выбивает из тебя всю дурь или заставляет отрабатывать свою цену.
С этим женщина развернулась и ушла. Нову трясло. Она посмотрела на море. На мелководье плескались акулы, обезумевшие от запаха крови, столько мяса лежало за пределами их досягаемости. Если она зайдет в воду и двинется на глубину, сколько времени им понадобится? Насколько будет больно? Онемеет ли тело от ледяной воды, прежде чем хищники разорвут ее на куски? Или она утонет раньше? Имеет ли это какое-то значение? Все равно это займет от силы пару минут. Наверняка зубы акул принесут меньше боли, чем чувства, которые поглощали ее сейчас.
А что потом? Что будет дальше? Существует ли жизнь после смерти или только вечная пустота? Загадка. Как говорится: те, кто знает, сказать не могут, а те, кто может, не знают.
В сердце Новы загорелся маленький огонек. Ее охватила странная легкость. Она увидела со стороны, как делает это, – шажок за шажком в смертельные воды. Почувствовала холод вокруг лодыжек, после – голеней. Даже уверилась, что это действительно происходит, пока не раздался крик Скойе:
– Да поможет мне Такра, ты до сих пор там стоишь? Тебе что, мозг повредили внутри того корабля?
Нова моргнула. Она по-прежнему находилась на пляже. Ей почти стало жаль. Девушка послушно повернулась к мачехе. Другие женщины бросили свои дела, чтобы послушать. Одна сочувственно покачала головой – но не из-за Скойе, а из-за Новы.
– Не знаю, как ты ее терпишь, – сказала другая.
– Я и не терплю, – ответила Скойе. – Никогда.
– Только посмотрите на нее, – подала голос еще одна. – Неудивительно, что ее не забрали.
– Она думала, что окажется такой сильной, –
