Индеец повернулся ко мне. Второй тоже. Молчание. Мы смотрели друг на друга и молчали.
Хрустнул снег.
Я повернулась и побежала.
Индеец бросился за Бетти. Он бежал легко и быстро, и быстро ее догнал. Чертовы юбки. Не убежишь, если захочешь.
Он толкнул Бетти в спину, она споткнулась и полетела в снег лицом. После недавнего тепла, а затем заморозков образовался наст. Бетти разрезала губу, из носа потекла кровь.
Бетти села в снегу и замотала головой.
Из разбитого носа капали капли крови, протаивали в снегу аккуратные отверстия.
Индеец стоял рядом.
Он заставил ее лечь на спину. Бетти мотала головой, но индеец уперся ей в грудь ладонями и вдавил ее в снег, наклонился над ней. Бетти смотрела на него, как парализованная. Пальцы ее с хрустом сжали снег.
Он задрал девочке юбку. Холод. Бетти судорожно вздохнула.
Индеец рассмеялся. Затем сунул свою ладонь ей между бедер. Бетти заплакала.
* * *– Спасите! – закричала Бетти. – Пожалуйста!
Дернулась. В лицо ей плеснуло горячим и красным. Это было так восхитительно холодным зимним днем, так тепло.
Сквозь красную пелену она увидела, что один из апачей ранен.
Второй индеец вскочил, словно змея. Гибкий, почти без толчка – раз, и оказался на ногах.
В руках у него была винтовка. Бетти увидела вдруг надпись на ее холодном синеватом стволе «…оружейный двор Ее Величества». В следующую секунду голова у индейца разлетелась. Кровавый сполох. Бетти видела, как ровно и аккуратно летят капли крови и желтые кусочки мозга. Вращаясь, пролетел осколок серой черепной кости.
Пуля почти оторвала ему руку. Я увидела, как рука индейца болтается на сухожилиях, видела скол кости.
Раненый индеец побежал. Я смотрела, как он петляет, как оступается, как пытается избежать смерти. Мормон поднял винтовку моего отца. Не торопясь, поднял рейку прицела, выставил дальность. Индеец бежал. Мормон аккуратно прицелился.
Выстрел. Столб дыма взлетел над ружьем. Резкий, почти невыносимый запах пороха. Гарь.
Индеец бежал, придерживая руку. И вдруг упал. Встал, прошел два или три шага и снова упал. Попытался встать. Рука вдруг оторвалась и отлетела в снег. Кровавая бабочка, подумала я невпопад. Кажется, я до сих пор вижу, как летит эта рука…
Вижу.
Вижу.
А потом Мормон снял с них скальпы. Все было кончено.
Я все еще сидела в снегу, когда он подошел ко мне. Высокий, черный. Карающий черный ангел на белом снегу.
Это был тот незнакомец в черной мормонской шляпе. Мормон. С черных индейских скальпов капала на снег кровь.
Он постоял, глядя на меня сверху вниз. Я чувствовала его взгляд, но не могла поднять голову. Нет, не сейчас.
Кровь коркой стянула мне лицо. Она застывала на холоде. Ледяная индейская кровь.
– Девочка, – сказал Мормон. – Вставай.
Если бы я подняла голову и повернула влево, то увидела бы, как из простреленной головы индейца, как из горячего вулканического источника, поднимается пар.
То есть наверняка никакого пара уже не было. Нет. Нет. Мозги остыли, кровь впиталась в снег. Но мне все равно казалось, что там что-то курится, как догорающий костер.
Отец! Тут я вспомнила. Я посмотрела туда, где он лежал. Нет, это не мой отец. Разве тело может быть моим отцом?
– Девочка, – сказал Мормон.
Я подняла голову. Мормон смотрел на меня сверху. Глаза его были скрыты за круглыми стеклами синих очков. В стеклах отражалась испуганная девочка. Кто-то другой, не я, не так, как я себя представляла. Лицо в крови, распухшее, безобразное.
Не я.
Не.
Я.
Мормон ушел и вернулся с одноглазой коровой. Они медленно, переваливаясь и проваливаясь, спускались по снежном склону, корова иногда мотала головой, задирая ее в сторону мертвого глаза, и все пыталась взять левее, но Мормон не давал ей свернуть. В зубах Мормона я увидела трубку.
– Вашу лошадь я не нашел.
– Ты мормон? – спросила Бетти. У нее изо рта вырывался ленивый белый пар.
Мормон вынул трубку изо рта. Синие стекла смотрели на Бетти равнодушно.
– Нет.
* * *Мы привязали на корову тело отца. Корова сначала шарахнулась от запаха крови, но Мормон вручил мне веревку и велел крепко держать. Я держала.
А он занялся делом.
Мормон расстелил одеяло, перекатил туда тело. Я не понимала, что он делает. Мормон закутал моего отца в одеяло с головой, перетянул бечевой несколько раз, как покупку в бакалейной лавке. Затем пошел с веревкой к корове. И тут я поняла, что он хочет.
– Нельзя так, – сказала я.
Мормон покачал головой:
– Мы его не донесем.
Он перетянул ноги моего отца веревкой, крепко связал, сделал на другом конце скользящую петлю. Подошел к одноглазой корове и накинул петлю ей на шею.
И мы пошли.
Тело моего отца волочилось по снегу за одноглазой коровой, оставляя длинный скорбный путь. Что за день.
День что за.
Что.
* * *Я часто думала, как выглядит Огненный Столп, уничтоживший города грешников. Когда мама читала мне тот отрывок из Библии, мне было страшно. Я вдруг представила, что это я – одна из жителей такого города, и хоть я невинна и нет за мной никакого греха, по крайней мере я не помню, что бы я такого сделала, разве что однажды соврала маме насчет той чашки, прости, мама, прости, но я тоже умру со всеми. Я представляла, видела, как темнеет вокруг воздух, я стою, прижавшись к глиняной стене дома, она медленно остывает после дневного жара, и смотрю, как мимо переулка в красном свете пробегают черные тени грешников и грешниц. Они хохочут и танцуют, и пьют вино, и грешат, и скачут, словно черти в аду. А в это время Господь готовится сотворить над ними, над городом, а значит, и надо мной, свой суд. И мне стало страшно.
Потому что я вдруг поняла, что Господь сидит так высоко, смотрит на мир с такой головокружительной высоты, что не разбирается, где я, кто я, не видит меня, а видит только огромный город, в котором полно грешников. И мне стало страшно и обидно. Но больше обидно, конечно.
Потому что грешники умирали за то, что сделали, а я умирала, почитай, ни за что. Была в этом какая-то жуткая несправедливость. Я даже вино только два раза попробовала, а уж грешить и подавно не успела. Может, грешить бы мне тоже не понравилось, может, это жуткая кислятина, как и вино, и плюешься потом, а голова странно кружится, но ведь если не попробуешь – оно же обидно.
И тут Господь бах – кидает свой столп. То есть я не знаю, как он это делает. Может, зажигает воздух. Наклоняется с облака и чиркает фосфорной спичкой, как джентльмен в Уолтоне. Джек рассказывал, такая спичка даже под водой горит, ему один джентльмен показывал. Врет, наверное. А воздух вспыхивает до самой земли.
А потом я представляла Огненный
