– А мне какой резон с тобой в долю входить? – усмехнулась Даша.
– Гут гешефт! – радостно потер ладони деляга. – Пятьсот марок отдашь псам, пытать не станут. Пятьсот дашь охране, побег цу махен. Ферштейн? Пятьсот тебе. Яволь?!
В прошлый ее визит речь швейцара не изобиловала немецкими словечками.
– Заманчивое предложение. Я подумаю. Помнишь, здесь крутился мальчишка с крысой на веревке?
– Ферштейн нихт! – Он потянул на себя дверь, но Даша врезала сутенеру под дых. Он закашлялся, глаза покрылись туманной дымкой. Мимо испуганно проскользнули две молоденькие девчонки и скрылись в темном зале.
– Детей развращаешь, сука! – Родченко не без удовольствия надавила узловую точку пересечения нервных волокон над локтем.
Сутенер взвыл от нестерпимой боли.
– Отпусти, шалава! Никто не знает, где сыскать пасюка! Скрытные они, шняги сучьи!
– Толку от тебя, я вижу, мало, – грустно вздохнула Даша. – Буду тебя пытать, дружище, хоть кайф словлю! – Она вывернула ему большой палец руки.
– Ай-ай!!! Зер щмертц! Небом клянусь, не знаю! Кабы знал, давно рассказал, кило чистого серебра за пасюка награду дают! Кабы знал!!! – На пористом лбу выступили горошины пота.
– Черт с тобой! – Девушка отпустила захват. Похоже, мерзавец действительно не знал места обитания проводника.
Швейцар опустился на корточки и завыл, баюкая раненую руку.
– Лады. Пробуем иначе. Назови ближайшее место, где могут обитать пасюки. Заметь, я не спрашиваю точного местонахождения!
– Отвали, шалава!
– Ах ты, гнида спекулянтская!
От удара в пах швейцар взвыл тоненьким голосом.
– Тебя предупреждали… – устало сказала Даша. – Я пока только разминаюсь, усек?!
– Башня там есть! Башня! Отсюда видать, красная такая! В той башне раньше бывали! Яволь!
– Если наврал, вернусь! – пообещала Даша, с трудом удержавшись от соблазна еще раз врезать подонку…
Она без труда обнаружила искомое. Башней оказалось заброшенное здание католического костела в Ковенском переулке. В храме царило запустение, массивная дверь раскачивалась на ветру, издавая неприятный скрежет. Витражи на окнах были разбиты, скамьи свалены в кучу возле алтаря. Даша всегда испытывала смущение, детскую застенчивую робость, заходя в храм. Но сейчас ее сердце преисполнилось негодованием. Скульптура Вседержителя была измазана нечистотами, стены испещрили кабалистические символы, кощунственная рука намарала козлиную голову, увенчанную терновым венцом. Такое впечатление, что в костеле орудовала банда сатанистов. Прошмыгнула крыса, в воздухе засвистел металлический шарик, животное издало писк и упало замертво. Из исповедальни выбежал беспризорник, он победоносно размахивал самодельной пращой.
– Фалалей! – Громкий крик спугнул стайку голубей, приютившихся под крышей храма.
Даша кинулась наперерез сорванцу, сбила его с ног подсечкой. Мальчишка беззащитно закрыл голову руками и скулил, как маленький щенок.
– Тетя, не губи Фалалея! Тетя, пощади Фалалея! Одну марочку могу дать, нема больше, небом клянусь!
Она с недоумением изучала паренька. Трудно в запуганном мальчугане признать могущественного кормчего. На вид лет десять, тот же рубиновый шишак багровел над бровью, одет в рваные лохмотья. И ни малейших признаков проводника.
Мальчик поднялся на ноги, готовый немедля пуститься наутек.
– Одна марочка только… – Он разжал грязную ладонь, демонстрируя пригоршню медяков. На монетах был отчеканен профиль усатого господина, подозрительно напоминающего Адольфа Гитлера, и слово «пфенниг» латинскими буквами. – Нема больше, и почки нема, продал уж! – Он задрал куртку, обнажив кривой рубец на боку. – Пощади Фалалея, тетя!
– Руки покажи!
Мальчишка с готовностью выставил ладони.
– Пальцы грошей не стоят. Бакланы кожу покупают, но я мал еще!
Куцые, обкусанные ногти со следами чернозема, отличительный признак – загнутый коготь на мизинце – отсутствует.
– Как это – покупают кожу?!
– Ты чё, не знаешь?! – Мальчишка стремительно обретал утраченное самоуважение и наглость. – Те бакланы, что с кичи, покупают кожу на пальцы.
Даша сглотнула сухой комок. Дети торгуют собственными почками, а беглые уголовники покупают новые папиллярные линии. Похоже, косметические хирурги в чести у нового режима! Это вам не гуманист доктор Пирогов!
– Ты действительно не помнишь меня, мальчик?! Ты спас меня от троянов, на прошлой неделе…
Тот бегло осмотрел женщину, скользнул взглядом по рукам, завел взор к потолку:
– Зело чё брешут гунн поганые…
– Я не гуня! Я – кошарка, а ты – Косьян! У вас таких называют пасюками. Я не подставная. Хочешь, ногти проверь! – Она вытянула руки.
– Брехня… – гнусавил мальчишка. – Иные трояны ради того, чтобы пасюка изловить, жертвуют когтями. Имя мое Фалалей. Никакого Косьяна знать не знаю, ведать не ведаю!
– Вот змееныш недоверчивый! Как мне тебе доказать? – Она вытащила из сумки золотой медальон. Надпись «EDEM DAS SEINE» зловеще поблескивала на матовом фоне. – Я сорвала медальон с ошейника собаки. А лысый троян завладел моим крестиком. Теперь мне надо попасть в Гадес, понял?!
Мальчик равнодушно ощупал металл.
– Грошей не стоит. Тать пустая… Помню тебя, чумичка! Храбрая кошарка, инде кошары люто страшатся, а ты точно волк!
– Милость за слово! Ты поможешь мне, Фалалей?
– А чё, сама не можешь?
– Что не могу?!
– Типа как кормчий… Дух-то в тебе волчий, и замашки вона…
– Я не понимаю тебя, мальчик! – растерянно сказала Даша.
– Чё там понимать?! Намалевала круг, где оно тоньше… Ну, там еще коренья нужные запалить требно! – Он моргал густыми, как у девочки, ресницами.
– Объясни как следует!
– Стало быть, не время еще…
Мальчик задумчиво размахивал пращой.
– Ведаешь, сколько проводников в Петрополисе осталось? – Он растопырил две чумазые ладошки. – Во сколько! Может, меньше… Трояны нас люто рыщут. Мы для них все одно что избранные смерды, даже хуже. Знаешь почему? – Он поднес пальчик к губам. – Мы пути ведаем. Чуешь?!
Даша прижала руку к колотящему сердцу.
– Ты знаешь все пути?!
– Слово волка!
– Как мне вернуться домой?!
– Стены не пустят.
– Какие стены?!
– Вона стена, вишь? – Он махнул в сторону
