— Это расследование возможного убийства. Я буду решать, что тут секретно. Доктор Мариатос, пожалуйста, продолжайте.
Селина становится в конце стола и в общих чертах описывает судебное исследование тел Амбер и Энджел. Данные вскрытия совпадают с обычным состоянием трупов после падения с большой высоты и передозировки снотворного. Тем не менее Селина хочет добавить к этому данные Сунила. Она официально просит судебного следователя разрешить Сунилу Гупте продемонстрировать результаты его тестов. Следователь кивает.
Сунил вставляет диск в проигрыватель блю–рей и нервно откашливается:
— Я понимаю скептицизм в отношении неапробированных технологий. То, что мы сделали сегодня, никогда не совершалось раньше. Это побочный эффект нашего взаимодействия с мозгом актеров. У нас есть звуковая запись, правда плохого качества, последних десяти секунд жизни Джулии Симпсон.
Он нажимает кнопку на пульте. Раздается звук двигателя, затем грохот удара, более громкий металлический лязг, тяжелое женское дыхание и крик. Следователь, приподняв брови, поворачивается к Спиросу.
— Мы обнаружили следы воздействия и кусочки черной краски на левой задний части багги, что совпадает с версией столкновения, — докладывает тот.
Следователь жестом разрешает Сунилу продолжать.
— У нас также есть не очень качественное видео последних нескольких секунд жизни Энджел Аржент — Одри Тернер. Чтобы показать его, мне придется использовать нашу новую технологию погружения, которую мы называем «Инифиниди». Вначале я прокручу запись на пятидесяти процентах прозрачности, а затем, пожалуй, на полной яркости.
Сунил подходит к черному ящику, стоящему на столе в центре комнаты. Мебель и люди в помещении становятся полупрозрачными. Все они словно оказываются в такой же полупрозрачной кухне номера 101 в Агиос–Стефаносе. В воздухе ощущается всепоглощающий ужас и уныние. Темная фигура стоит перед ними на фоне золотистых лучей вечернего солнца, льющихся из окна, и они чувствуют холодные капельки спрея в своих ноздрях. Голос с американским акцентом произносит: «Спокойной ночи, Ангел», — и наложенные друг на друга сцены рассыпаются, превращаясь обратно в зал полицейского управления. Следует долгая пауза, затем Сунил спрашивает:
— Мне проиграть в полную силу?
— Думаю, нет, — отвечает следователь. — Для меня и так достаточно впечатляюще. Селина Мария?
Та удивлена, что он использует имя, данное ей при крещении. Он явно обеспокоен.
— В тканях полости носа найдены возможные признаки воздействия метилового спирта. Я отправила образцы в Афины для глубокой спектроскопии. Такие вещи очень трудно установить, но, вероятно, в этом случае мог быть использован аэрозольный распылитель.
Следователь откидывается в кресле.
— Много лет назад, — говорит он, — в юности, я участвовал в съемках фильма о Джеймсе Бонде «Только для твоих глаз» — тут, на Керкире. Я был привлекательным — нет, очень привлекательным — молодым человеком, проходившим по улице в небольшом эпизоде, в котором появлялся Роджер Мур. Мы повторяли съемку много раз. Однажды я посмотрел в камеру, чего мне говорили никогда не делать, и на меня наорали. Освещение все время поправляли, а мы стояли вокруг и ждали. Задействовали сотни людей. Я рассказываю это, поскольку, даже будучи молодым человеком, понял: когда видишь что–то в кино — это всего лишь тщательно проработанная картинка. То, что вы показали мне, может быть правдой. А может быть и ложью. Все ваше ремесло — обман. Я полагаюсь на своих полицейских и врачей. Тела не будут похоронены или репатриированы, пока я не разрешу.
— А кремированы? — спрашивает Линн.
— В Греции не кремируют, — отвечает следователь. — Мы живем в надежде на воскрешение.
Он встает. Следом поднимаются все остальные. Он выходит. Пауза, за ней ослепительная вспышка. В дверях, словно появляющийся на сцене демон из пантомимы, возникает Александрос. Он очень красив, этот Александрос. Ясный день снаружи разрывает оглушительный раскатистый звук, глубокий гулкий грохот грома сотрясает окна. Небо мгновенно меняется от синего до аспидно–серого цвета, и огромные капли дождя водопадом обрушиваются на стекла. На островах Ионического моря нечасто бывает морось — или солнечный свет, или ливень. Герольдом Зевса, бога грома, Александрос подходит к Спиросу и шепчет что–то ему на ухо. Линн смотрит на молодого мужчину. Ее к нему тянет.
— Прошу меня простить, — произносит Спирос и вместе с Александросом покидает комнату.
— Последние новости? — спрашивает Линн у Дэнни.
Все время переговоров у того на коленях лежал блокнот.
— Мы получили данные из некоторых тел. Добиться сотрудничества с Киевом не удалось. Мы потеряли Тарквина в прекрасно работающем, построенном русскими крематории.
ИНТЕРЬЕР. КОРФУ — ОФИС ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ — ДЕНЬ
Александрос раскладывает полдюжины фотографий на столе Спироса. — У меня есть все снимки, которые я только смог добыть у туристов, ездивших в тот день на автобусах в Палео.
У края бассейна «Золотого лиса» припадает к земле худой рыжеволосый мужчина. К его. лицу прижата цифровая зеркальная камера «Кэнон». Амбер Холидей стоит у бассейна, стряхивая капли воды с идеального тела. Мелькают фотографии: туристы вылезают из автобуса, дурачатся в объектив, а на заднем плане — черный внедорожник; в окне таверны едва заметная Амбер забирается в багги, а худой человек с намеком на рыжину идет по автомобильной парковке.
— Мы пробили номер. Машина взята напрокат в гавани. Он заплатил наличными. Судя по расписанию, вероятно, сошел с парома из Бриндизи. Мы проверяем записи с камер в гавани.
— Машина?
— Никаких следов.
Спирос берет фотографию человека с «Кэноном» и выходит.
ИНТЕРЬЕР. КОРФУ — КОРИДОР ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ — ДЕНЬ
Спирос наливает стакан воды из кулера и передает Дэнни. Наполняет еще один для себя, а затем вынимает из внутреннего кармана пиджака снимок фотографа.
— Я тебе этого не показывал, — говорит он. — Есть идеи?
Дэнни рассматривает фото, отдает обратно Спиросу и отвечает:
— Никогда раньше его не видел. Можно мне копию?
Спирос, подумав, кивает.
ИНТЕРЬЕР. КОРФУ — ГОРОДСКАЯ ТАВЕРНА — НОЧЬ
Принарядившаяся Селина наклоняется через стол к Сунилу. Она не красавица. У нее крупный нос и густые черные брови, но ее лицо обрамляет волна кудрявых темно–каштановых волос. Мужчина и женщина только что расправились с дольмадой, порцией мелкой рыбы, зелеными бобами в томатном и чесночном соусах и кучей отбивных из баранины на гриле.
— Где ты родился? — спрашивает она.
Сунил смеется.
— Кройдон. Это пригород на юге Лондона. Не в Бомбее. Lipame.
— Хорошая попытка, — хвалит она. — Немного грустно, если твое первое греческое слово — «извините». Давай все–таки произнесем его правильно. Оно звучит не совсем так, как ты сказал. Lее–РАН–mау! Попробуй!
Когда она проговаривает средний слог, ее губы широко раскрываются. Официант приносит еще один кувшин вина и ставит его на стол. Сунил повторяет слово за Селиной. Несколько раз.
— У меня маленький домик, — рассказывает Селина. — На холмах, в сторону Темплони.
