— Вот это большое помутнение скрывает солнце, — проговорила мать, делая широкий жест рукой. — Оно прячется за вуалью из сотни покрывал, которую мы называем НебоТьмой. Ты, Бонида, слышала эту историю из моих уст, пока была малым дитем подле моей груди, закутанным в пеленки наподобие аллегорического Солнца.
Молчаливая, удивленная и печальная, налоговичка разглядывала беспредельность и убывающее пегое пятно.
— Получается, на наших глазах чахнет наш мир, — отважилась предположить она.
— Япет, ага, — сказал кот. — Мир величиной с грецкий орех с кантом на талии.
— А что такое… — Нет смысла продолжать. Она догадалась, что эта терминология вовсе не нацелена на то, чтобы ее дразнить или терзать. Просто лексикон предназначался для описания вселенной размером побольше, чем ее собственная. Ей уже прежде доводилось слышать термин «Япет» из кошачьих уст. Значит, мир обладает именем точно так же, как кот или женщина, а не просто называется Миром.
— Ясно, довольно об этом. Куда мы направляемся? К тому другому… миру впереди? — Она до мурашек обрадовалась, что сформулировала вопрос «куда мы направляемся?», а не «куда вы меня тащите?».
— Навстречу к Отцу–Времени, да. К Сатурну, как называли его твои древние предки. Он нам всем отец в некотором роде. — Так отвечало невидимое явление. Бонида едва не свернула шею, пытаясь наконец–то поймать его взглядом, только он опять ускользал от нее движущимся размытым пятном. Точно машина, решила Бонида. Даже скорее укорила себя. Не человек. Как могла подобная штука претендовать на родство с ней, не говоря уж об отцовстве?
Но разве между людьми и машинами не было схожести в манере шутить, в жажде власти? Если в бадье кипела и испарялась вода, это было не ее рук дело. Налоговичка сознавала это, но тем не менее не задумывалась в каждодневной жизни, ибо с детства изучила руны, символы и принципы действий. Когда она разлагала плоть незадачливого правонарушителя или возвращала к жизни умершего, виной тому были опять же машины, которые задействовали ее саму в качестве механизма, возможно, превращая в инструмент ее собственную плоть. Ужасающая мысль. Неудивительно, сказала она себе, что мы опасаемся это признавать.
— Почему? — В голосе ее чуть сквозил холодок. — Почему вы вместе с этим отвратительным животным меня похитили?
Кот смерил ее столь же холодным взглядом, отвернулся и отошел в дальний конец судна, хотя вышло не так уж далеко, и стал внимательно разглядывать НебоТьму. Мать пожурила ее:
— Бонида, ты недобрая. Хотя меня не удивляет то, что ты можешь… испытывать некоторое раздражение.
— А если точнее — гнев, как тебе, мама, должно быть известно.
Пальцы у Бониды опять покалывало, и она знала, что, если в этом настроении схватит Элизетту за руку, плоть женщины почернеет и опадет с костей. Может, это она воскресила ее после смерти; она видела мертвое тело матери, пыталась ее оживить, может, даже оживила ее. Вынести такое не представлялось возможным. Но Бонида не позволит себе сойти с ума. Она дрожала и крепко прижимала руки к бокам.
— Ты вращаешься в кругу машин, богов и говорливых котов. Ты открыла мне обрывки утраченных знаний — или же явных выдумок, все может быть. Мы болтаемся между мирами, а ты отказываешься… отказываешься… — Она неожиданно остановилась и побледнела.
Старшая женщина мягко заметила:
— Мы ни от чего не отказываемся, дочка. Успокойся. Прояви выдержку. Очень скоро ты все узнаешь и поможешь нам сделать выбор.
— Никакого толку от нее не будет, — уверенно, даже не оборачиваясь, заявил кот. — Мы могли бы испить молочка, если бы она не разбила бутылку. Я бы сказал, крайне ненадежна. Лично я считаю…
— Тихо! — грозно скомандовал невидимка, и Мармелад сердито ощетинил усы, но все же умолк.
— Дитя, — обратился к ней Уран, — грядет нечто крайне важное. На кону все то, что дорого человечеству, и машинам, и животным. Не только жизнь всех нас, но и существование самого мира, истории на протяжении миллиарда лет и вплоть до глубин тайны нашего сотворения…
Налоговичка чувствовала, что ужасно устала. Она оглянулась в поисках стула или чего угодно, на что можно присесть, и с удивлением обнаружила таковой у себя за спиной: удобнейшее кресло, щедро обитое парчой. Совершенно точно: его не было там мигом раньше. Стиснув зубы, Бонида позволила себе присесть. Мать тоже уселась, а кот вальяжно прошествовал мимо, запрыгнул на колени к Элизетте и тут же монотонно замурчал, совершенно игнорируя Бониду. Невидимка держался вне поля зрения. Чудненько! Разве было бы чересчур театрально, если бы появилось третье кресло, чтобы Бонида могла увидеть просевшие под невидимым задом подушки?
Что–то схватило корунд, и они недвижимо зависли над громадными кольцами — под ними тускло светлела ширь блеклого льда и переломанных камней, некоторые были величиной с их летательный аппарат и состояли преимущественно из булыжников или песка с пылью, словно чуть–чуть вихрящаяся зимняя дорога средь неба. Очень далеко, но все же ближе, чем когда бы то ни было, висел шар цвета кровоподтека, состоящий из полос различных тусклых оттенков и завихрения, которое могло быть разыгравшимся там яростным штормом, видимым с высоты.
— Называйте нас Сатурном, — произнес в кабине сильный звучный голос. Обладатель его был невидим и явил себя очередным незримым присутствием, отличным от отца–машины Бониды. Налоговичка поняла, что он тоже являлся машиной и вместе с тем, без сомнения, человеком столь могущественным и величественным, что ее собственная сущность показалась ей несказанно ничтожной. Но, осознав это, Бонида не пала духом. Она взглянула на мать. Элизетта смотрела на нее: спокойная, мудрая, ободряющая и поощряющая. Как я люблю ее, подумала Бонида, несмотря на то что она так жестоко обошлась со мной, притворившись мертвой. Но, возможно, мама не виновата. Иногда у человека просто нет выбора.
— Мы предлагаем вам сделать выбор, — сообщил голос мира Сатурн. Мармелад теперь прямехонько сидел на ковре и всем своим видом выражал почтение. Что на сей раз замышляет этот зверь? — Выбор должен быть совершенно осознанным. Позвольте присоединиться к вам.
Среди них появился громадный рыжевато–золотистый зверь ростом побольше человека, с мохнатой золотой гривой, украшавшей внушительных размеров голову. Когда он заговорил снова, зычный голос его
