Сталин встал, подошел ко мне, пожал руку и указал на низкий стул — всем известно, как он стеснялся своего невысокого роста, — после этого вернулся за стол. Я внимательно рассмотрел его, хоть и исподтишка. Он похудел, кожа на лице обвисла. Он выглядел так, словно что–то тяготило его, причем гораздо сильнее, чем в Ялте или Тегеране.
— Лейтенант Уокер, — начал он и замолчал. Смерил меня желтыми глазами, одарил желтозубой улыбкой и поправился: — Доктор Уокер, будьте уверены, мы пригласили вас сюда не в качестве британского офицера.
Его взгляд, брошенный искоса на Берию, рассказал мне все что нужно о моем тогдашнем положении. Сталин рассеянно пососал незажженную трубку, нахмурился и достал из кармана кителя пачку «Данхилла». К моему удивлению, он кинул мне сигареты через стол. Я взял одну дрожащими пальцами. Загорелась спичка, и в свете огонька я заметил, что Сталин напуган. Гораздо больше, чем я сам, и эта мысль повергла меня в ужас. Я сел и крепко затянулся.
— Нам нужна ваша помощь, доктор Уокер. В качестве ученого.
Я замешкался, не зная, как к нему обратиться. Он не был моим товарищем, а называть его в соответствии с последним званием генералиссимусом казалось мне подхалимством. На помощь пришел мой невеликий дипломатический опыт.
— Я удивлен, маршал Сталин. — ответил я. — Мои советские коллеги более чем способны…
— Дело не в способностях, — сказал Сталин. — Для нас важно, чтобы то исследование, в котором мы просим вас поучаствовать, провел британский ученый и… бывший… британский офицер, имеющий, давайте скажем, кое- какие связи с кое–какими службами. И которого, давайте скажем, в будущем не заподозрят в связях с советскими органами безопасности.
Он снова искоса поглядел на Берию.
— Позвольте сказать прямо, маршал Сталин, — обратился я. — То есть вы хотите, чтобы в этом деле участвовал я, потому что я ученый, а также потому, что, по–вашему могу быть британским агентом, хотя в то же самое время вы уверены, что я не работаю на ваши службы?
— Абсолютно точно. — усмехнулся Сталин.
Краем глаза я заметил, как поежился Берия. Я был поражен тем, что Сталин намекнул на присутствие советских шпионов в британской разведке и выразил недоверие Берии. Если я выживу и вернусь в Англию, подумал я, то нужно будет сразу рассказать об этом человеку, который, по слухам, в Уайтхолле отвечал за то, чтобы подобное не происходило. Как там его звали? Ах да, Филби. Секунду спустя я понял, что они намеренно разыграли передо мной взаимное недоверие, чтобы посмотреть на мою реакцию или, возможно, чтобы мой доклад каким–то образом способствовал дальнейшему осуществлению их зловещих целей. Но передо мной стояли и более насущные загадки.
— Но я же палеонтолог! Каким образом эта область науки может заинтересовать хоть какую–нибудь разведку?
— Правильно ставите вопрос, — сказал Сталин. — Интересный вопрос. И я вижу, что вы заинтригованы. Но сейчас, доктор Уокер, я могу сказать, что у вас есть лишь один способ найти на него ответ. Если вы не согласитесь помочь нам, то, к моему сожалению, вам придется следующим же рейсом вылететь в Лондон. Возможно, вам больше не удастся вернуться сюда, и вряд ли вы сможете вести дальнейшие раскопки во Внешней Монголии, которыми так интересуетесь. Если же вы поможете нам, то не только найдете ответ на свой вопрос, но для вас откроются возможности дальнейшего сотрудничества с нашими лучшими учеными.
Может, кому–то его угроза и не показалась бы слишком серьезной, а для меня это была настоящая катастрофа, да и предложение выглядело весьма заманчивым, хотя я бы уже обошелся и без того, и без другого. Он в самом деле заинтриговал меня.
— Я согласен, — сказал я.
— Хорошо, — ответил Сталин. — Тогда передаю вас в умелые руки… — он сделал достаточно долгую паузу, чтобы снова напугать меня, — вашего уважаемого коллеги, Трофима Денисовича.
Словно пытаясь загладить этот неловкий момент, а может, из–за сентиментальности, присущей людям такого типа, пожимая на прощанье руку, он блеснул желтыми глазами и пробормотал нечто странное, о чем никогда не упоминалось ни в разговорах, ни в книгах:
— Идите с богом.
* * *Коридоры, охрана, лестницы, двор, снова охрана, потом Красная площадь, улицы. Трофим торопливо шагал рядом со мной, сунув руки в карманы пиджака и опустив подбородок. Примерно в пятидесяти метрах позади нас следовал тенью сотрудник органов безопасности. Румяные круглолицые женщины в платках мешали лопатами цемент, с трудом толкали тачки, исполняя приказы, которые выкрикивал хам–бригадир. Над ними на строительных лесах развевалось огромное красное знамя с черно–белым портретом, намеренно приукрашивающим достоинства того, с кем я виделся пару минут назад. Изображение почти не имело ничего общего с оригиналом и едва походило на пожилого человека с покрытым оспинами лицом. Как–то я слышал, что его пьяный тщеславный сын заявил:
— Вообще–то я тоже Сталин…
Отец ощерился и ответил ему:
— Ты — не Сталин! И я не Сталин! Сталин — это знамя…
Тогда я еще не понимал, что буквально увижу то, что имел в виду этот человек.
— Ну, Давид Райлиевич, — сказал Лысенко, по ошибке принимая мое второе имя за отчество. — Руководящие товарищи поручили нам с вами весьма серьезное дело.
— Вы знаете, в чем оно состоит?
— К сожалению, знаю. Возможно, мы с вами обречены. Давайте пройдемся. Так мы сможем побеседовать без всякой опаски.
— Но наверняка…
— Здесь ни о чем нельзя сказать «наверняка». Вам следует это знать. Возможно, даже прямой приказ Хозяина не защитит нас с вами от органов. Берия создает в тундре атомную бомбу. Сами понимаете, где он берет работников, включая инженеров и ученых. В общем, на одном из своих полигонов они кое–что обнаружили… и хотят, чтобы мы с вами на это взглянули.
— Атомную бомбу? При всем уважении, Трофим Денисович…
— Не стану с вами спорить. Но то, что нашли люди Берии… гораздо страшнее атомной бомбы. Именно это нам с вами и придется расследовать.
— О! — сказал я. — Значит, вот на что мы согласились. Что ж, спасибо, что все прояснили.
Сарказма он не понял.
— Пожалуйста, Давид Райлиевич.
Лысенко остановился у перекрестка. К нам подъехала черная машина. Он указал мне на заднюю дверь, и я застыл от ужаса.
— Это моя машина, — спокойно произнес он. — Сейчас мы поедем в мое хозяйство. А завтра оттуда прямо в аэропорт.
Частный колхоз Лысенко,
