Подозрения Ангуса росли стремительно, но тут в ухе у него зазвенело. Он щелкнул по мочке:
— Секундочку.
Он поднялся, извинился перед делегатом, сидевшим между ним и проходом, протиснулся мимо него и отвернулся лицом к стене.
— Да?
Это была вчерашняя следователь. Она стояла на пляже, у края зияющей в песке воронки, окаймленной кровавым месивом.
— Похоже, мы нашли вашего типа, — проговорила она.
— Полагаю, я могу сказать то же самое, — ответил Ангус.
— А?
— Увидите. Пошлите парочку сыщиков в Хилтонский центр, независимо друг от друга. Попросите их, как прибудут на место, связаться со мной. Буду ждать.
Повернувшись обратно, он увидел, что Маартенс уже сел на место, а профессор Чанг обводит взглядом ряды кресел, словно ищет кого–то. Заметив его, председатель улыбнулась.
— Лорд Валтос? Знаю, вы не внесены в список докладчиков, но вижу, вы на ногах, и уверена, нам всем будет интересно услышать, что вы можете сказать в ответ на столь резкие аргументы комиссара.
Ангус поклонился:
— Благодарю, мадам председатель. — Он откашлялся и подождал, когда голос синхронизируется с усилителями. Настроил режим увеличения, зафиксировав лицо Маартенса, затем обвел массу повернутых к нему голов расфокусированным взглядом, с самой обаятельной улыбкой на устах, и потом повернулся к сцене. — Благодарю, — повторил он. — Что ж, моя речь будет недолгой. Я полностью согласен с каждым словом, произнесенным многоуважаемым комиссаром.
Маартенс содрогнулся, точно ударенный током. Спазм был столь краток, что комиссар успел взять себя в руки и скрыть удивление еще до изумленного вздоха толпы. Если бы Ангус не наблюдал за бельгийцем крупным планом, он бы и сам ничего не заметил. Он вернулся на место и стал ждать, когда с ним свяжется полиция. Им потребуется минут пять, не больше.
Времени как раз достаточно, чтобы продать свою долю акций Син–Био.
Карл Шрёдер
Призрак Лайки
Карл Шрёдер родился в 1962 году в общине меннонитов в канадской провинции Манитоба. Писать он начал в четырнадцать лет, пойдя по стопам Альфреда ван Вогта, который был родом из той же общины меннонитов. В 1986 году Шрёдер переехал в Торонто и стал одним из основателей ассоциации фантастов Канады SF Canada (он был ее президентом в 1996–1997 годах). Ранние рассказы он продавал в канадские журналы, а его первый роман «Эффект Клауса» («The Claus Effect»), написанный в соавторстве с Дэвидом Никлом, вышел в 1997 году. Первый сольный роман «Вентус» («Ventus») был опубликован в 2000 году, за ним последовали «Постоянство» («Permanence») и «Госпожа лабиринтов» («Lady of Mazes»), а затем и признанные НФ-романы из цикла «Вирга» («Virga»): «Солнце Солнц» («Sun of Suns»), «Королева Кандеса» («Queen of Candesce»), «Пиратское солнце» («Pirate Sun») и «Края, не знающие солнца» («The Sunless Countries»). Недавно вышел новый роман из этого цикла «Пепел Кандеса» («Ashes of Candesce»), Рассказы автора собраны в книге «Двигатель отзыва» («The Engine of Recall»). Совместно с Кори Доктороу он составил «Руководство по написанию научной фантастики для полных чайников» («The Complete Idiot’s Guideto Writing Science Fiction»).
Шрёдер живет в Торонто с женой и дочерью. Здесь, в сиквеле его более ранней повести «Дракон Припяти» («The Dragon of Pripyat»), он отправляет нас в Россию будущего, населенную духами советского прошлого, где идет игра по самым высоким ставкам.
Полет был ухабистым, и посадка оказалась ему под стать — в какой–то момент Геннадий решил, что у старого «Туполева» сейчас лопнет шина.
Однако его сосед за два часа даже не сменил позу. И это вполне устраивало Геннадия, который всю дорогу старался притвориться, что его здесь вовсе нет.
Молодой американец проявлял чуть больше активности во время перелета через Атлантику: во всяком случае, глаза у него были открыты, и Геннадий видел, как в них отражаются разноцветные огоньки из очков виртуальной реальности. Но после старта из Вашингтона он не обменялся с Геннадием и двумя десятками слов.
Короче, он был идеальным компаньоном для путешествия.
Другие четыре пассажира потягивались и постанывали. Геннадий ткнул Амброса в бок:
— Просыпайся. Добро пожаловать в девятую по величине страну мира.
Амброс фыркнул и сел.
— В Бразилию? — с надеждой спросил он. Потом выглянул в иллюминатор. — Какого черта?
В маленьком муниципальном аэропорту был всего один причал, к которому их самолет, единственный на взлетном поле, сейчас буксировал тягач. Над входом в одноэтажное здание красовалось слово «Степногорск».
— С прибытием в Степногорск, — сказал Геннадий и встал, чтобы достать свой багаж с полки. У него была привычка путешествовать налегке. Амброс, как он предположил, поступил так же по необходимости.
— Степногорск?.. — Амброс брел следом, тушкой в мятой одежде, приправленной застарелым потом. — Секретный советский город, — пробормотал он, когда они подошли к выходу, и его волосы растрепал порыв сухого горячего воздуха. — Население шестьдесят тысяч, — добавил он, опуская ногу на металлическую ступеньку трапа. — Производство бомб с сибирской язвой в годы холодной войны! — сообщил он на полпути вниз. И завершил, поставив ногу на летное поле: — Где, черт побери, находится этот Казахстан?..
— Он больше Западной Европы, — сказал Геннадий. — Слыхал о нем?
— Конечно, я о нем слышал, — огрызнулся юнец, но Геннадий видел по тому, как он смотрит перед собой, что тот все еще лихорадочно читает информацию о городе с какого–то сайта.
Тусклое августовское солнце продемонстрировало, что Амброс выше Геннадия, бледный, с вьющимися волосами, и все в нем какое–то мягкое — скульптура с закругленными углами. Зато у парня было широкое лицо, и он мог бы сойти за русского. Геннадий хлопнул его по плечу.
— Разговоры предоставь мне, — сказал он, когда они пошли по щербатой бетонке к зданию аэропорта.
— Короче, почему мы здесь? — спросил Амброс, почесывая шею.
— Ты здесь потому, что ты со мной. И потому, что тебе требовалось исчезнуть. Но это не означает, что я перестал работать.
Геннадий осмотрелся. Ландшафт здесь должен был сильно напоминать дом, до которого всего лишь день езды на запад, — и тут действительно раскинулось бескрайнее небо, какое он помнил по Украине. Однако после первого взгляда он присмотрелся внимательнее. Сухой степной воздух в это время года должен пахнуть пылью, а желтая трава — устилать степь до самого ровного горизонта, но земля тут казалась выжженной, с большими проплешинами. Вместо густой травы виднелась лишь щетина. Это больше походило на Австралию, чем на Азию. Даже деревья вокруг аэропорта были мертвыми — лишь серые скелеты, цепляющиеся ветками за воздух.
Он думал об изменении климата, пока они
