Он пихнул умирающего и хрипящего охранника в угол, взял кувалду и размозжил ему колени. Мало ли, стоило перестраховаться. Ну и заодно раскрошил обе челюсти. Поправил балахон, перекинул дробовик за спину и вооружился АКСУ охранника, забрав подсумок с магазинами. Нормально, повоюет. Бдение еще идет.
Неладное Морхольд заподозрил, только войдя по дорожке в развилку основного хода. К стене, размазав красное, привалился охранник, заливший все кровью из вскрытого горла.
– Интересно… – поделился Морхольд и дальше шел осторожнее. Мало ли, вдруг там, впереди, ждет неведомый мститель, что легко примет его за одного из местных.
Так… Кровь с клинка вошедший не вытирал, а если и вытирал, то не очень тщательно. Капля тут, капелька там и еще одна, видать, последняя – у очень уж добротной двери.
Ничего страшного Морхольд не углядел, как ни старался, в прицельную рамку АКСУ. Приклад к плечу – и пошел внутрь через алые портьеры, закрывающие вход, чуть колышущиеся от сквозняка из вентиляции. Бархат тяжело и сыро качнулся, едва не прижавшись к лицу, чуть разошелся, выпуская наружу еле уловимый вздох – как стон, как выходящий из разрубленной трахеи воздух. Пахли портьеры дымом, табаком, жареным и сырым мясом, недавней кровью.
Внутрь возможной берлоги брата Кеши Морхольд почти втек, не шумя и ничем себя не выдавая. Прямо, по сторонам, шаг в сторону, пригнуться, стволом перед собой… Что у нас тут?
Самый настоящий кабинет – точно резиденция губернатора или офис нотариуса. Бывал в таких Морхольд до Войны, еще тогда поражаясь человеческой гордыне, глупости и чванству. Полированный огромный стол, деревянные узорные панели по стенам, ковер в палец толщиной на полу, кресла с золотом – таким только во дворце стоять. По стенам – полки с огромными папками, какими-то мещански-блестящими безделушками, от графина с пробкой-рюмкой до малахитового письменного прибора вдобавок к стоящему на столе. Роспись по стенам шла куда тоньше и художественнее, чем в коридорах, да и тематика оказалась странной. Все бесы да бесы, искушающие плоть… тонких и очень женственных юношей. И даже искусивших до состояния, когда хотелось сплюнуть и пройтись по стене очередью, наблюдая содомский грех между поистине ангельским отроком и двумя свиноподобными демонами, на лицах которых явственно угадывались раздвоенные бороды братьев-сектантов.
А в самом большом бесе, сидевшем в высоченном кресле и придерживающем за золотые кудри истинно херувимчика, устроившего лицо между бесячьих ляжек, легко узнавался хозяин кабинета. Точно, он, сейчас примотанный к настоящему почти трону из красной кожи и дико косящий на Морхольда розовыми глазами, хрипя сквозь кляп. Розовое? Капилляры лопнули, воздуха не хватает, вон, мокрое от пота лицо аж побагровело. Потерпи, милок, дядя Морхольд еще не закончил.
Дверь не подпирать изнутри, просто устроить небольшую сигналку из того самого графина, кое-как пристроенного на ручку. Вот теперь можно и назад.
Так, двое крепких ребят по бокам от стола – мертвые? Точно, аж заколодели от выпущенной крови. Жестко и красиво кто-то отработал, право слово, Морхольд с удовольствием и завистью покачал головой. Сел на край стола, отодвинув самую настоящую бейсбольную биту с красовавшейся на ней надписью «Стимул», и кивнул брату Иннокентию:
– Пообщаемся?
Тот кивнул в ответ, прямо-таки вместе с синеватой краснотой наливаясь пониманием. Морхольд оправил свой балахон и взял в руки «Стимул»:
– Начнешь орать, вот им и по башке. Понял?
Иннокентий кивнул. Надо было поощрить желание поговорить, и Морхольд вытянул кляп.
– Здравствуй, Кеша.
– Здравствуй, брат, э-э-э…
– Не брат ты мне, гнида заднеприводная, – хмыкнул Морхольд, – понял?
– Да.
– То есть, собственную заднеприводность признаешь, аки грех, нутро твое пакостное терзающий?
– Да.
– Ясно, – Морхольд понимающе кивнул. – Это кто тут так пошалил?
– Кавказец какой-то. От островных пришел, пригрозил, что если жадничать впредь буду, вернется и кишки мне выпустит. Так и сказал – не фигурально, а фактически.
Морхольд даже удивился. И огорчился. Ну, явно не топтались в округе сразу несколько боевых кавказцев, да еще пришедших с того берега. Вот ведь как интересно оборачивается встреча в кабаке.
– Бородатый такой, с кинжалом?
– Он самый.
– По-русски говорит чисто и литературно?
– Э?
– Не «эй ты, ышак, суда иды, мат тваю», а чисто и понятно, с красивыми оборотами вроде сравнения фигурального и фактического?
– Да.
– Ясно.
– А ты кто?
– Боишься меня, голубок?
Иннокентий шмыгнул носом, блеснул глазами. Со всеми его габаритами, хреновым красно-черным бархатом и пакостью, нарисованной на стене за спиной, смотрелось уродливо. И отвратно.
– Боюсь.
– Правильно делаешь. Девочка рыженькая, у летунов уворованная, здесь, жива-здорова?
– А чо ей сделается? Она ж не траханная, отец-настоятель ее к жертве готовит.
– Так бдение у вас там вовсю идет, чего не пожертвовали?
– Там просто баб пластают, – дернул губой Иннокентий, – их драли тут всем кагалом. Жертва – она же…
– Какими разговорчивыми становятся садисты, если привязаны и уже знают, что все может быть плохо, да? – поделился Морхольд. – Щас пойдем рыжую выручать. Ты ж мне поможешь?
– Помогу, помогу, ты только не убивай.
– Не буду, – совершенно честно пообещал Морхольд, – пули на тебя жалко.
Иннокентий шмыгнул носом и не ответил.
– Тебе не страшно так-то вот верить? – Морхольд пальцем ткнул в роспись. – А, человече? Смола же ждет, муки адские, не иначе.
– Меня не ждут, – Иннокентий ухмыльнулся, на миг став самим собой, настоящим, уверенным в правоте, никого и ничего не боящимся. – Я служу.
– Ну-ну. Сколько еще бдение ваше будет людям кровь выпускать?
– Час.
– Отлично, нам хватит. Там же все ваши братья, снаружи только посты остались? Приятно иметь дело с убежденными идиотами, верящими во всякую хрень и выдумывающими обязательные ритуалы. Ладно, нам с тобой вниз же идти придется? Ну и хорошо, готовься.
Готовился, в основном, Морхольд. Отыскал в хозяйстве прочный шнурок и драгоценнейший моток скотча, достал из-под балахона эргэдэшку, примотал брату Иннокентию между лопаток. Шнурок – к кольцу, усики ослабил, конец импровизированной растяжки, разрезав бархат на спине, продел наружу и взял в руку. В другую на всякий случай взял «Стимул». Что дробовик, что АКСУ палят с грохотом, а ему еще девчонку выводить. Так и отправились по делам.
Назад спускались быстро, хотя и осторожно. Брат Иннокентий очень уж неуютно ощущал себя с гранатой на спине. Морхольд не удивлялся, оказаться на месте сектанта ему совершенно не желалось. Всякое же бывает, запал старый, раз – и сработает. Мало того, что все в труху, а вдруг потом есть еще что-то? Убежденности-то в собственной судьбе на Суде в голосе Иннокентия не слышалось, как тот ни старался.
Они свернули перед проходом на самые нижние ярусы. Тут-то и пришлось поработать битой, заставив хрустнуть голову сторожа из братьев, сонно вскинувшегося при виде старшего. Иннокентия неожиданно вывернуло, что удивило Морхольда просто до неприличия.
– Экий ты морально слабый, – он пнул сектанта, – значит, как кого рыбе скармливать, так нормально. Как вашему мозги
