— Перемирия?
— Вы еще не знаете, что это такое? Ах да, вы ведь здесь недавно. Ну, я вам потом расскажу. А вот моя вторая гипотеза: на самом деле нас просто нет. Нам кажется, что мы существуем, но это лишь иллюзия. Мы — информация, магнитные записи, заложенные в память гигантского компьютера, на котором кто-то развлекается, играя в Kriegspiel, War Game[6], или, если угодно, Военную игру. Кому-то любопытно, как может разрешиться тот или иной конфликт. Он моделирует ситуацию: что было бы, если бы все войны мира происходили одновременно и в одном месте? В таком случае мы — что-то вроде марионеток, понимаете?
— Понимаю, — кивнул Корсон.
— Или еще один вариант, прямо противоположный. Мы существуем, но не здесь. Может быть, лежим в лаборатории, как подопытные кролики, соединенные электродами с какой-то хитрой машиной, а нам снится, будто мы живем и воюем здесь. Возможна просто психотерапия — кто-то хочет выработать у нас отвращение к войне. Или просто забавляется. Или — экспериментирует. И третья моя гипотеза: этот мир вполне реален. Нам он кажется странным, но он существует на самом деле. Кто-то его создал, может быть, люди, но я в этом сомневаюсь, — с целями, о которых я не имею ни малейшего понятия. Эта гипотеза мне больше по душе: по крайней мере, я надеюсь, что найдется способ отсюда выбраться.
— Ваши три гипотезы имеют один общий пункт, — заметил Корсон. — Все они точно так же подходят к тому миру, откуда мы пришли.
— К тому миру, который мы помним, — поправил Туре. — Это не одно и то же. Вы уверены, что мы с вами не из разных миров? Но есть еще кое-что общее с тем… миром. Мы точно так же считаем себя свободными и точно так же не имеем возможности жить, как нам хочется.
Они задумались.
— А как вы сюда попали? — прервал молчание Корсон.
— Я мог бы задать вам тот же вопрос. Но вы не находите, что я и так слишком много болтаю?
— Не знаю, поверите ли вы мне…
— Я здесь научился верить всему, — просто ответил негр.
Корсон вкратце рассказал ему свою одиссею, начиная с плена в лагере Верана. Умолчал он только о планете-мавзолее.
— Значит, кому-то понадобилось привести вас сюда. Кому-то из них… Это наилучшим образом вписывается в мою третью гипотезу.
Помедлив, он добавил:
— Впервые слышу об этих гиппронах. Животные, способные перемещаться во времени… Неужели они запросто преодолевают века?
Негр прищурился, перегнулся через край корзины и сплюнул в море.
— Правду сказать, я мало что пошло. С тес пор прошло уже четыре или пять, а может быть, десяток Перемирий («П» он произнес с нажимом, словно выделил заглавную букву). Помню, я был тоща воздушным стрелком, шел на «Тан-5». Вдруг — вспышка, меня как будто что-то обожгло и ослепило. Открыв глаза, я увидел, что лечу в том же самолете, над почти той же местностью. Поначалу я даже не почувствовал разницы… Но потом мне показалось, что вокруг меня незнакомые люди, я никого не узнавал. Я сказал об этом командиру, меня отправили в госпиталь. Военврач пробормотал что-то о шоке, сделал мне успокаивающий укол и отослал назад, в часть. Через некоторое время я уже ни в чем не был уверен. И все-таки хотел выжить.
— Вот что меня удивляет, — хмыкнул Корсон, — люди здесь должны гибнуть в огромных количествах. Почему же эта бесконечная война не прекращается просто из-за нехватки живой силы? Или постоянно прибывают новые солдаты из всех времен и со всех концов Вселенной?
Туре покачал головой.
— Я говорил вам о Перемириях. Погибшие возвращаются.
— Воскресают?
— Нет. Понимаете, перед наступлением Перемирия сначала темнеет небо. Потом все замирает, время останавливается, гаснут огни, меркнет электрический свет. Такое чувство, будто превращаешься в камень. И страшная зловещая тишина. А потом все начинается заново. Иногда оказываешься там же, где был до Перемирия, но редко. Чаще всего — в другой армии и на другой войне. То, что было раньше, помнится очень смутно. Начинается совсем другая жизнь, будто переменили пластинку. Отсюда моя вторая гипотеза. И погибшие тоже возвращаются в строй и получают новые роли. Но никогда не помнят, как были убиты. Для них Перемирие наступает за мгновение до смерти. Может быть, Перемирие вообще чисто субъективное понятие, но вряд ли. По-моему, те, кто создал этот мир — если верна моя третья гипотеза, — или те, кто наблюдает за нами, подчинили себе время и таким образом возвращают убитых назад. Как видите, ничего сверхъестественного.
— Да уж, — согласился Корсон.
Он поскреб свежую щетину на подбородке. Надо же — этот дикарь, живший в эпоху, когда человечество едва научилось летать в космос, вот так запросто признаёт возможность путешествий во времени… Но тут ему вспомнилось, как легко он сам освоился на новой Урии.
Корсон собрался было еще спросить о Перемириях, как вдруг чудовищный грохот рванул ему барабанные перепонки — сильнее громового раската, громче самого мощного взрыва — словно острые ножи ударили в уши и вонзились в самые дальние закоулки мозга… Казалось, Вселенная раскололась надвое.
Аэростат плавно скользил над гладким как зеркало океаном. Странное непривычное небо было ясным, дул всего лишь легкий бриз. Но грохот все не прекращался, он нарастал, переходя в глухой рев. От неожиданной вибрации задрожали стропы аэростата, звеня, как потревоженные струны. Рокот вдруг взмыл вверх, к немыслимо высокой ноте, выше, еще выше, переходя в ультразвук, вот его не стало слышно, но что-то продолжало буравить мозг, затем снова вниз — и голову словно сжали гигантские тиски, но можно было еще различить глухие удары, хриплое дыхание — как последние вздохи умирающего бога.
На поверхности океана уже вздымались волны. Туре что-то кричал, и Корсон видел, как дергаются его губы, но не разобрал ни слова. Антонелла съежилась, зажав руками уши — ей было больно и очень страшно. Из глаз Корсона брызнули слезы, невидимые тиски сжимали его мозг все сильнее, казалось, череп вот-вот треснет, как скорлупа ореха.
Внезапный порыв ветра подбросил шар на несколько сот метров, резко упало атмосферное давление. Корзина угрожающе раскачивалась и трещала. Корсон обхватил Антонеллу за талию и прижал к стропам, вцепившись в них обеими руками. Ветер неистовствовал так, что на оболочке шара то и дело появлялись вмятины, словно огромная невидимая рука гнала и толкала его вперед.
Туре нащупал канат и как мог привязался к борту корзины. Согнувшись пополам, он ухитрился перекинуть конец каната Корсону, и тот поспешно привязал себя и Антонеллу.
Тщетно пытаясь перекрыть вой ветра, Корсон крикнул:
— Это что, Перемирие начинается?
Туре
