Планета семи масок

но он совсем не был похож на Другого. Такой хорошенький, совсем как мои старые пупсы. Вдруг она сорвала с него пеленки и снова показала его мне. Я увидела, что у него нет никаких изменений, он совсем-совсем нормальный. Такой пухленький, весь в складочках. Он заболтал крошечными ножками, открыл рот, личико его сморщилось. Наверное, плакал. Конечно, ему вряд ли понравилось, что его вот так распеленали.

Мне не хотелось закрывать ставни, и я замахала на нее руками, но она не ушла. Я увидела, что она плачет. Слезы текли по ее лицу, и она все протягивала мне малыша. Неужели правда надеялась, что я возьму его? Сумасшедшая! Чтобы я открыла окно и впустила пузыри! Правда на улице как раз не было ни одного пузыря. Я опять замахала на нее руками, но она не двинулась с места, и тогда я отошла от окна.

Теперь я все думаю, думаю об этом. Она меня расстроила, эта Другая, у нее был совсем безумный вид. Но не могла же я взять у нее малыша и растить маленького Другого! Да я и не знаю, как с ним обращаться! Никогда не видела живых детей, только игрушечных пупсов, а отец говорил, что маленькие дети едят не так, как мы. Но может быть, кормилица знает? Да нет, с ума я сошла, что ли? Отец страшно рассердился бы, узнай он об этом. Открыть! Другой! И взять маленького Другого! Я не должна даже думать об этом.

Но почему же малыш с виду совсем нормальный? Может быть, он просто слишком мал? Но обычно люди становятся Другими так быстро, если они вышли на улицу и не умерли. Всего за несколько дней… Может быть, малышу и есть несколько дней? Но он очень похож на моих игрушечных пупсов, а отец говорил, что так выглядят дети в два года. Интересно, почему Другая хотела отдать его мне? А что если она уберегла малыша от пузырей и хотела спасти его, чтобы он не стал Другим? Но как убережешься от пузырей? Это еще никому не удавалось.

7 сентября

Я испугалась, очень-очень испугалась. У меня заболел живот, и я решила, что тоже умру, как мама. Я закричала, и кормилица примчалась на всех парах.

Она пощупала мне живот и сердито сказала: ничего страшного, ты просто объелась яблок. Я действительно ем много яблок, я их так люблю. Кормилица дала мне какую-то таблетку, и сразу все прошло. Она может вылечить меня почти от всех болезней.

Отец тоже всегда знал, какую таблетку надо принять, если что-нибудь болит. Но маме он не смог помочь. И кормилица не смогла.

Поэтому он и вышел на улицу — хотел найти врача. Звонить не было смысла — все равно никто не решился бы прийти. Отец взял огнемет и сказал, что приведет врача во что бы то ни стало.

Это было просто безумие, ведь там пузыри, но он все-таки пошел. Он не мог больше видеть, как мама держится за живот и кричит, кричит. Он так ее любил. Наверное, просто сошел с ума — ведь знал, что выходить бессмысленно.

Отец сделал маме укол и мне тоже, чтобы я уснула, и вышел на улицу. Знаю, я не должна так думать, но лучше бы он дал ей умереть — ведь он так и не вернулся, а она умерла все равно. Мне сказала об этом кормилица, когда я проснулась. Слуги уже успели убрать ее тело, а отца больше не было.

Я плакала и плакала, не могла остановиться, и кормилице приходилось силой заставлять меня есть. Лучше бы он дал ей умереть, да-да! Лучше бы! О чем он думал? Где нашел бы врача? Да если бы и нашел! Любой врач предпочел бы, чтобы его сожгли на месте, лишь бы не встретиться с пузырями.

Иногда я думаю, что сталось с отцом: растворился он или… А что если он там, на улице, и у него много-много рук или ног, или выпали все волосы и по всей голове вылезли глаза, или… Нет, я не хочу думать об этом. Не хочу! Лучше считать отца мертвым.

И все-таки… Если он вдруг придет под окно, как эта богиня Кали? Что я тогда сделаю? Ох, отец, отец, что же я сделаю?

10 сентября

Весь день звонил телефон, но я не подошла.

Когда еще был отец, он всегда подходил к телефону, а случалось, и сам звонил. Он говорил: нельзя жить, не общаясь с людьми, и все искал тех, кому удалось выжить. Но когда пришли пузыри, столько народу умерло в первые же дни, что Он почти никому не мог дозвониться. А во многих домах теперь жили Другие, целые семьи стали Другими, и кому бы отец ни позвонил, почти всегда Другие появлялись на экране. Они были такие злые, что приходилось вешать трубку.

А вот старичок по телевизору говорил, что некоторые из Других помогают нам бороться с пузырями. Удивительно: ведь отец уверял, что Другие ненавидят людей. Это потому, говорил он, что мы изолированы от них и потому, что мы нормальны.

Первое время, когда отец ушел, я еще подходила к телефону, но на экране всегда появлялись Другие, размахивая всеми своими руками или тараща множество глаз. Они говорили мне всякие гадости или предлагали выйти на улицу, прогуляться с ними. Я их ужасно боялась.

А потом однажды я увидела на экране нормального человека. Женщину.

Тогда я уже почти перестала подходить к телефону, но он звонил так долго, так упорно, что мне захотелось узнать, в чем дело.

Это была старая женщина с совершенно безумными глазами. Ее отвратительные грязно-серые волосы прядями свисали на лицо, она ломала руки, все сплетала и расплетала пальцы. Увидев меня, женщина быстро-быстро заговорила: «Умоляю вас, деточка, скажите, где мне найти врача? Очень вас прошу, мне непременно нужен врач. Я звоню всем подряд, звоню, звоню… Помогите мне, деточка, хоть кто-то должен мне помочь. Мой муж очень болен. Он умрет, умрет, я останусь совсем одна. Помогите, умоляю!»

Она заплакала. Потом отошла от экрана, и я увидела в глубине комнаты старика. Он лежал на диване. У него было красное, воспаленное лицо, и он прерывисто, с трудом дышал, будто ему не хватало воздуха.

Тут вернулась женщина.

«Видели? Он умирает, он умрет, умрет!»

Она уже кричала, все громче и громче. Не могла я этого вынести. Я повесила трубку.

И расплакалась. Чем я могла ей помочь, что сделать? Я все думала об отце — ему тоже так нужен был врач.

Больше я никогда не подходила к телефону.

18 сентября

Что-то произошло! Произошло наконец!

Я просто не